Люди земли Русской. Статьи о русской истории

Начиная печатать серию очерков проф. Б. Ширяева «Кто они?», мы находим нужным познакомить наших читателей с некоторыми моментами биографии их автора. Отбыв 10 лет на Соловецкой каторге и в ссылке, Борис Николаевич был выслан в Среднюю Азию, где стал видным сотрудником крупнейших местных газет и профессором университета в Ташкенте[51]. Позже был снова сослан, но на этот раз в г. Россошь (б. Воронежская губ.), где работал в совхозе и близко соприкасался с крестьянством. В дальнейшем попал на Сев. Кавказ, где снова работал в прессе и вузах, но закончил там свою подсоветскую «карьеру» сторожем совхозного сада под чужой фамилией, что и спасло его от «ликвидации» перед приходом немцев. Эти нередкие в советчине матаморфозы дали Б. Ширяеву возможность близко соприкоснуться и ознакомиться как с «верхами» партии, куда он был вхож как сотрудник печати, так и с ее «низами».

В своих очерках, рисующих типы современных коммунистов, автор стремится к полной объективности, ибо по его убеждению и некоторые коммунисты бывают, прежде всего, людьми. Добро и зло, божеское и дьявольское тесно сплетаются и борются в их душах, и зло торжествует свою победу далеко не без борьбы. В таких случаях они одновременно и палачи и жертвы страшного эшафота, воздвигнутого гнусной и подлой системой социализма.

Вывихнутые жизни

В кабине сильно потрепанного «Юнкерса» нас четверо[52]: первый секретарь ЦК Киргизии Кульков

[53], наркомзем той же республики киргиз Исакеев[54], делегат на сессию ЦИК’а от Каракола (б. Пржевальск) колхозник Семикрасов и я, командированный на ту же сессию сотрудник крупнейших среднеазиатских газет – «Правды Востока», «Советской Киргизии» и всех газет на местных языках, которые будут перепечатывать переводы моих отчетов, платя половину гонорара. Среднеазиатские националы (узбеки, таджики, туркмены, киргизы и каракалпаки) – очень честные люди. Я с ними большой приятель.

Попутчики тоже мои приятели. Я уже второй год кружу в качестве разъездного корреспондента по Фергане, Семиречью и Прибалхашью, мое имя беспрерывно мелькает на страницах газет, я в курсе и «внешней», и таинственной «внутренней» местной политики, я, «нужный» человек, могу стать и «вредным»…

С Кульковым, благодаря которому я и получил место на правительственном самолете, у нас даже общая тайна: я привожу в «христианский» вид его статьи и стенограммы речей. Он член партии с 1917 г., выходец из петербургских рабочих, малограмотен и стыдится этого перед своими товарищами. Мода на малограмотность, рисовка ею уже кончена. Внешний лоск Кульков приобрел, а вот с грамотой неладно…

– Эх, грамматику, грамматику мне надо подучить, – говорит он, смотря на принесенный мною перемаранный текст его статьи.

– Отчего ж не подучишь, Семен Матвеич? – спрашиваю я.

– А где времени взять? Сам видишь, я по двадцать часов в день работаю!

Это правда. Работает он, как мотор. Я это вижу, наблюдая его на службе, и знаю, что дома, вернувшись за полночь, он еще штудирует всякую партийную литературу,

– Надо, брат! Нельзя без этого! Партия – дело ответственное, того гляди уклончик дашь. Тогда – амба!

Довольный выправленной статьей, он сейчас же старается меня угостить. А угостить в то время, в начале коллективизации, в Киргизии было еще чем.

– Марфа, – кричит он, – ташши по первому разряду!

В дверях почти тотчас же появляется Марфа Николаевна с подносом. А на подносе чего только нет. И водки всех видов домашнего настоя, и жареные фазаны, и маринованная форель «салтанка».

Сам Кульков уже мало похож на рабочего, а Марфа Николаевна совсем простенькая. Она ставит поднос на стол и кланяется в пояс, сложив руки на животе.

– Не обессудьте, чем Бог… – она спохватывается и робко взглядывает на мужа, но он сегодня благодушен и милостив.

– Ладно там… Бог или не Бог, а ты еще грибков в сметанке поджарь. Товарищ писатель их очень уважает. Не могут бабы без Бога, – резонирует он, – но революция от этого не страдает, хотя женщина и большая сила, как верно говорит товарищ Сталин… Повторим? Под рыбку!

По должности Кульков – фактический генерал-губернатор всего Семиречья и части Ферганы. Его полномочия даже шире, чем были у генерал-губернатора. Он достиг этого положения в жестокой внутрипартийной борьбе, благодаря необычайно крепкой в нем русской сметке. Часто наблюдая его в работе, я поражаюсь, видя, как туманные, запутанно изложенные предначертания «генеральной линии» разом претворяются в его голове в ясные, конкретные, практические мероприятия. В этом его сила.

Крепка в нем и воля. Все партийцы Киргизии трепещут при его имени. Он знает все грехи каждого из них, и горе тому, кто пойдет против Кулькова. Но пока человек нужен ему, Кульков держит патроны в кармане. Так и со мной. Он прекрасно знает мое соловецкое прошлое, но протежирует мне. Я ему нужен.

– Коли ты соловецкую академию прошел и уцелел, значит кое-чему научился, а такие, как ты, нам нужны, – сказал он как-то после многих «повторений» домашнего травника.