Людовик XIV и его век. Часть вторая

В ту минуту, когда король поднялся из-за стола, к нему явился в полной растерянности Фагон, восклицая:

— Государь, никакой надежды более нет, монсеньор умирает!

При этом известии Людовик XIV едва не упал в обморок. Он тотчас бросился к покоям сына, но у дверей спальни увидел г-жу де Конти, которая загородила ему дорогу, заявив, что он должен думать теперь только о себе. Раздавленный этим неожиданным ударом, король рухнул без сил на канапе, стоявшее возле двери, при всей своей слабости спрашивая у каждого, кто выходил из спальни, о состоянии дофина.

Вскоре прибежала в свой черед г-жа де Ментенон; она села на то же канапе, стараясь заплакать и пытаясь увести с собой короля, но тот заявил, что не встанет с места, пока дофин жив.

Агония длилась около часа. Весь этот час Людовик XIV находился возле двери в спальню. Наконец оттуда вышел Фагон и объявил, что все кончено.

Король, которого тянули за собой г-жа де Ментенон, герцогиня Бургундская и принцесса де Конти, тотчас же удалился. Как только он уехал из Мёдона, все находившиеся там придворные последовали за ним и стали набиваться в стоявшие у ворот замка кареты, не разбирая, кому эти кареты принадлежат. В одно мгновение Мёдон опустел.

Дофин, сын Людовика XIV, был среднего роста и чрезвычайно тучен, но, несмотря на это, обладал благородным обликом, исполненным достоинства и лишенным какой-бы то ни было грубости и надменности. Красивые белокурые волосы обрамляли покрытое загаром лицо, не имевшее, однако, никакого выражения. Тем не менее он был бы красив, если бы принц де Конти, играя с ним в детстве, не сломал ему нос. У него были изумительно красивые ноги и такие маленькие ступни, что они выглядели несоразмерными с его ростом; поэтому всегда казалось, что он ступает ощупью, как человек, который боится упасть, и, если дорога была хоть сколько-нибудь неровной, он всегда подзывал на помощь тех, кто находился рядом с ним, чтобы помочь ему подняться или спуститься. Он очень хорошо ездил на лошади и прекрасно выглядел верхом, но ему недоставало при этом смелости; во время охоты впереди него всегда ехал доезжачий, и, как только дофин терял его из виду, он немедленно прекращал скачку, неспешно искал остальных охотников и, если никого не находил, возвращался один. После того как дофин чуть было не умер однажды от несварения желудка, он ел только один раз в день.

Что же касается характера, то дофин не имел его вовсе; здравый смысл, которым он обладал, никоим образом не опирался на ум; присущее ему величие и достоинство не были отражением его душевных качеств: он либо получил их при рождении, от природы, либо приобрел, подражая королю. Дофин был безмерно упрям; вся его жизнь была лишь цепью мелочей, которыми он занимался со всем тем тщанием, какое другой человек мог бы прилагать к важным делам. Кроткий из лени, а не по доброте, он был бы жестоким, если бы гнев не пробуждал в нем чувства, которые были ему неприятны. Удивительно непринужденный в обращении с нижестоящими и слугами, он делился с ними самыми мелкими заботами и задавал им самые странные вопросы. Впрочем, совершенно нечувствительный к бедам и горестям других, невероятно молчаливый, он за всю свою жизнь ни разу не говорил о государственных делах с мадемуазель Шуан, своей любовницей, которая, правда, будучи девушкой простой и доброй, но начисто лишенной умственных способностей, все равно ничего бы в этом не поняла. Он женился на ней тайно, подобно тому как король женился на г-же де Ментенон. Однажды, отправляясь в армию, он оставил мадемуазель Шуан бумагу, которую посоветовал ей прочитать. Это было завещание, посредством которого он обеспечивал ей сто тысяч ливров годового дохода. Мадемуазель Шуан развернула завещание, прочитала его и разорвала.

— Пока вы живы, монсеньор, я ни в чем не буду нуждаться; если же я буду иметь несчастье лишиться вас, то мне будет достаточно тысячи экю годового дохода для того, чтобы жить в монастыре, а я имею как раз такой годовой доход, получая его от своих родных.

Кстати, после смерти дофина мадемуазель Шуан сдержала слово. Она никогда не получала от своего августейшего любовника более тысячи шестисот луидоров в год, которые он каждые три месяца вручал ей золотыми монетами и из рук в руки, никогда не прибавляя к этой сумме ни одного экю…

После смерти его высочества герцог Бургундский незамедлительно получил приказ принять титул дофина.