Лондонский ежик в подмосковном тумане

Сегодня был урок русского. Костик сидел на кухне, вперившись в телевизор, (матч Локомотив-Торпедо) и подливая время от времени в кружку с отломанной ручкой из “сиськи”, двухлитровой пластиковой бутылки с жидкостью внутри, по консистенции, запаху и цвету напоминающей мочу, и носящую гордое название “Жигулевское светлое.’ “Демоны, как вы это пьете”, – в очередной раз удивилась про себя Ксюха. Зашла в комнату к сыну: “Андрюхан, я иду заниматься английским, если что – к папе подойди, он поможет, ок”? Андрюхан, сосредоточенно раскрашивающий красным фломастером правую руку человека-паука, серьезно кивнул: он знал, что если потревожить маму во время беседы с тетей Брин, мама будет очень, очень, очень тобой разочарована. Ксюха вернулась в спальню, открыла ноутбук. Зателенькал входящий вызов, Ксюха кликнула кнопку ответа:

– Мой хороший, мой родной, здравствуй.

– Привет, Ксюха

– Ты выглядишь усталой, у тебя все хорошо?

– Все хорошо. Я теперь знаю, откуда появлялось это твое “мой хороший, мой родной”

– Появилось…нашла фильм по ссылке?

– Да…Как это будет…I almost cried my eyes out…

– Чуть глаза не выплакала

– Да, точно

– В следующий раз пришлю ссылку на что-нибудь повеселее, ладно, милая?

– Спасибо, мой хороший, мой родной

– Чем ты сегодня занималась?

– Работала на проекте по дизайну одного кафе

– Над проектом по дизайну

– Да, точно. Слушай, Ксюха. У тебя бывало когда-нибудь, что ты видишь себя со сторона?

– Со стороны. Было один раз: пару лет назад меня поздно вечером ограбил один наркот, приставил нож к горлу в подворотне. Я так пересрала, что увидела себя со стороны. Нарколыга этот сумку у меня вырвал и убежал, и видение исчезло.

– Пере…?

– Пересрала, но это непристойное выражение

– Пересрала. Очень выразительно.

– А почему ты спрашиваешь?

– У меня такое тоже бывает, когда сильно испугалась..испугиваюсь..

– Когда сильно пугаюсь

– Точно. Но у меня это как timeline… как это…

– Я поняла…

– Это как будто перемещение кадр за кадром, очень медленный

– Очень медленно

– Да

– А перемещение по этой монтажной линии только слева направо возможно?

– Я о таком не думала. В следующий раз, когда сильно испуги..

– Испугаюсь

– Испугаюсь, попробую подвигать кадры справа налево

– Ок, расскажешь тогда. Как у вас там погода?

– Дерьмовая

– У нас тоже

Побеседовав примерно часа полтора, подруги “расцеловались” и расстались, вполне довольные жизнью и друг другом.

А через несколько дней Бринуля, к несказанной радости и удивлению Ксюхи, прислала сообщение, в котором выражала намерение приехать в Россию. “Брин собирается выползти из своей раковины”, – с изумлением думала Ксюха. И я смогу взять в ладошки ее лицо, поцеловать любимые ямочки. В этот момент ноги ее сладко подкосились. Господи, я увижу Брин?

А потом все как-то закрутилось: дела, дела, дела. Общаться через Тичазу стало совершено некогда, и их общение как-то незаметно переместилось в Вотсап. И если они не отсылали друг другу по сто сообщений в день, то это значило, что день выдавался совсем уж адски загруженный.

Год несся к своему завершению, и однажды темно-серым утром Ксюха проснулась с улыбкой от уха до уха: сегодня к ней прилетит ее Брин.

Брин, 30-е декабря

Ксюху она узнала тотчас же, как только вышла из зоны таможенного контроля, сердце провалилось куда-то вниз, встало, заколотилось снова, часто-часто, Брин побежала было к ней, но от бега удержал весьма увесистый ее чемоданище на колесиках, который Брин тянула за выдвигающуюся ручку, она бросила к чертям собачьим чемодан, краем глаза увидев, что тот, обладая нехилой такой инерцией, продолжает самостоятельное движение, подрагивая на местах стыков напольной плитки. “Чемодан из дерева магической груши на ножках”, – подумалось некстати. Она подскочила к Ксюхе, все еще высматривающей ее несколько в стороне, хотела крикнуть “Ксюха!”, но из горла выдохнулось лишь какое-то хриплое “К-х”. Тут Ксюха увидала ее, округлила глаза, налетела, с неженской силой сжала в обьятиях, вытолкнув из легких Брин весь воздух. Они стояли так, прижавшись друг к другу и покачиваясь из стороны в сторону, как два китайских болванчика. “Мой хороший, мой родной”, – жарко и щекотно шептала Ксюха в ухо. Брин вдохнула, наконец, и выдохнула “Привет”. “Т-ты что, курила?” Ксюха рассмеялась: “Ну тебя в баню, я пиздец как нервничала, понятно?” Сбоку раздалось покашливание: “Здрасьте. Костя. Я извиняюсь, чемоданчик вот ваш. Зря бросили. Попрут”. Брин поздоровалась с Костей, от переизбытка чувств сделав то, чего с незнакомыми и даже малознакомыми мужчинами не делала никогда: чмокнула в пухлую колючую щеку, тут же стушевалсь, зарделась, посмотрела вопросительно на Ксюху. Та расхохоталась: “Я ж тебе говорила, Костян. Выпущена в единственном экземпляре”.

Брин, наконец-то, осмотрелась. Здание аэропорта не произвело на нее впечатления: она думала, что в России все большого размера и ей представлялось, что международный аэропорт будет огромным, но нет: по сравнению с Хитроу, из которого Брин вылетела каких-то несколько часов назад, Домодедово был весьма скромных размеров.