Лонг-Айленд [litres]

– Это ж надо было такое придумать, – воскликнула мать, рассказав ему все, что узнала от мисс Келли, – водить тебя за нос, а сама замужняя женщина! Какое облегчение, что эта дамочка убралась восвояси!

У Джима не укладывалось в голове, что Эйлиш была замужем. Почему она ему не сказала? Почему он ничего не знал о ее жизни в Америке?

Он вспомнил вечер в Карракло, когда рассказал ей о себе то, чем никогда ни с кем не делился. И кажется, она это оценила, кажется, это было для нее важно. Но ведь сама она никогда не делилась с ним подробностями своей американской жизни. Тогда Джим думал, что она с ним останется, и не придавал этому значения. Он не сомневался: когда Эйлиш была с ним, то не думала ни о ком другом. Или думала? Джим не мог поверить, что Эйлиш собиралась его одурачить. Он жалел, что не поговорил с ней, что она не написала ему, а он ей не ответил. Прошли месяцы, прежде чем он смирился с тем, что она к нему не вернется.

А по городу тем временем поползли слухи. Дэйви Рош, который тогда работал в пабе, первым сообщил Джиму, что знает о крупной ссоре между ним и Эйлиш посреди Рыночной площади. Вскоре эту же историю принесла его мать, а за первой историей последовала вторая – говорили, будто муж Эйлиш приехал из Америки и силой забрал ее с собой. Невероятно, думал Джим, даже убедить собственную мать в том, что во всех этих сплетнях нет ни капли правды, ему удалось не сразу. И единственная правда состоит в том, что Эйлиш вернулась в Америку после того, как мисс Келли пригрозила рассказать всему городу о ее замужестве. Ничего больше Джим не знал и узнать не надеялся.

Что он сказал бы Эйлиш, если бы они встретились? Кто-нибудь наверняка сообщил ей, что он так и не женился, что у него успешный бизнес и что в городе его уважают. Хотя бы ее собственная мать, если не Мартин.

Джим услышал, как Энди внизу запирает дверь. Сходил на кухню и достал пиво из холодильника. Недавно он решил не пить в одиночестве. Это делало его угрюмым. Но сегодня он непременно выпьет, бесконечно прокручивая в голове, как выглядела Эйлиш, когда переходила на другую сторону улицы.

Джим ненавидел слухи и то, с какой радостью ему их пересказывали. Но он был привязан к барной стойке. Любой мог сказать ему все, что вздумается. И невозможно было угадать, когда это случится. Это мог быть одинокий посетитель на барном стуле, который после нескольких рюмок заявлял: «Я слыхал, эта Лейси вернулась в Америку». А однажды кто-то незнакомый, забирая со стойки сдачу, буркнул: «Выбрось ты эту Эйлиш Лейси из головы. Она с самого начала была порченым товаром».

Со временем люди забыли об этой истории, найдя новые темы для сплетен. Его родители тогда уже переехали в Гленбрайн, в дом, который мать унаследовала от тетки. Квартира над пабом была в его полном распоряжении. Двоюродный брат Юджин жил в Австралии, обе сестры Юджина вышли замуж за дублинцев. После того как Эйлиш вернулась в Америку, мать порой навещала Джима, но она только усугубляла ситуацию, печально глядя на сына и сообщая ему, что квартире не помешала бы женская рука.

– Ты обязательно кого-нибудь найдешь. Когда я встретила вашего отца, его тоже бросили. Такое случается с большинством. Воспринимай это как должное.

* * *

Джим не мог уйти из паба субботним вечером ради танцев в Уэксфорде, и ему не нравилась публика в местном «Атенеуме». В то лето после отъезда Эйлиш Джим начал по воскресеньям ездить в Кортаун. Без компании было удобнее. Ни от кого не зависишь и, если надоест, можешь в любое время вернуться. Джим был аккуратно причесан и в то лето носил хороший костюм с белой рубашкой и полосатым галстуком. Приезжал он рано и стоял в стороне, разглядывая толпу. Настоящая давка начиналась после закрытия пабов.

Джима беспокоило, что, стоя в одиночестве, он выглядит странно. Некоторые девушки ему нравились, но, как правило, они были с кавалерами или в компании. Некоторых он даже приглашал танцевать, но той, с которой не отказался бы продолжить знакомство, не встретил. Ему хотелось расслабиться и просто отдаться беззаботному духу вечеринки, как делали остальные. Отсюда до Эннискорти было более двадцати миль. Иногда Джим встречал кого-нибудь из своих, но чаще ощущал себя чужаком, и это его устраивало. Постепенно до него начало доходить, что без компании с девушками знакомиться сложнее. Раньше, когда он только начинал ходить на танцы, ему было проще пересечь притихший танцзал и пригласить незнакомку на следующий танец. Несколько раз, заметив его приближение, девушки отворачивались. А порой, рассердившись, он уходил задолго до конца вечера, ощущая себя гораздо счастливее в машине на обратном пути в Эннискорти, чем подпирая стену в Кортауне.