Лонг-Айленд [litres]

И тут он заметил Мэй Уитни, которая уверенно вышла на танцпол в сопровождении высокого худощавого парня с длинными бакенбардами и в коричневой замшевой куртке. Джим знал, как хорошо она танцует, и стал наблюдать за ней и ее партнером, у которого было такое же отличное чувство ритма. Другие танцоры освободили им место, и они выступили на передний план, синхронные в каждом движении, как будто заранее репетировали. Неудивительно, что Джим обратил на нее внимание в тот первый вечер в Кортауне. Любой на его месте обратил бы. В светло-голубом платье, перехваченном белым пояском, Мэй сияла. И смеялась всякий раз, когда кружилась на месте. Джим знал, что она бывала такой, когда выпивала пару бокалов, но также могла оживиться, если ей просто нравилась песня или мелодия. Он ждал. Хотел посмотреть, выйдет ли Мэй на танцпол с кем-то еще. Партнеров можно было менять, это ровно ничего не значило. Однако тот молодой человек в пабе сказал, что у Мэй новый воздыхатель, и Джим понимал, что обманывает себя, думая, будто это какой-то случайный парень. Медленный танец они танцевали вместе, крепко обнявшись. Джим некоторое время наблюдал, затем встал, вышел и поехал обратно в Эннискорти.

Назавтра, когда они ехали на север в сторону Уиклоу, в танцевальный клуб для игроков регби, он спросил Мэй, чем она занималась вчера вечером.

– Решила устроить передышку и никуда не выходить, – ответила она. – Прибраться в комнате, помыть голову и просто расслабиться. Голову я помыла, но в комнате стало еще больше беспорядка. Правда, я рано легла.

Джим повернулся и посмотрел на нее. А ведь он верил ей, когда она рассказывала, что вечерами по пятницам и субботам любит посидеть дома.

Они танцевали, болтали и дождались медленных танцев перед закрытием. Как обычно, Джим остановился на некотором расстоянии от ее дома, и они постояли, как всегда, прежде чем он довез Мэй до двери, пообещав напоследок, что если не позвонит в течение недели, то заедет за ней в следующее воскресенье, как обычно.

На шоссе он свернул с сознанием, что никогда больше ее не увидит, и ощутил слабое удовлетворение, что удержался от пересказа событий, свидетелем которых стал вчера.

Впрочем, удовлетворение быстро сменилось острым стыдом. Как легко она его провела! Изменять ему не составляло никакого труда – по вечерам в пятницу и субботу он был заперт за барной стойкой. Он нравился Мэй, Джим в это верил. И в припаркованной машине после танцев она вела себя так, что в этом нельзя было усомниться. Видимо, ей нравилось его обманывать, и она хохотала при мысли, что он так и будет заезжать за ней каждое воскресенье в надежде, что со временем они окончательно сблизятся.

За прошедшие годы он ни разу ее не встретил, даже не слышал о ней. И никогда не сталкивался с ее братьями или друзьями. Однажды, вскоре после того, как он за ней не заехал, Джим подошел к телефону в пабе, услышал ее голос и тут же повесил трубку.

Если бы сейчас он заметил Мэй на противоположной стороне улицы, у него ничего бы не шевельнулось в душе. А вот думая про Эйлиш Лейси, Джим все еще задавался вопросом, сумел бы он тогда убедить ее с ним остаться? Если она была замужем, они не смогли бы жить вместе в родном городе, но что мешало им уехать куда-нибудь еще или ему последовать за ней в Америку?

Бегство Эйлиш унизило Джима: весь город знал, как жестоко его одурачили. Про Мэй никто в городе не знал. Даже слухов про них не ходило. Но бывали ночи, когда от этого становилось еще горше. С этой историей Джим остался наедине. И у него было время подумать о жизни, просыпаясь по утрам или когда в пабе бывало немноголюдно.

Две разные женщины обвели его вокруг пальца. И все же он не сердился на Эйлиш за то, что она его одурачила. Вероятно, у нее были на то свои причины. Зато он сильно обижался на Мэй: он так верил в нее и всю неделю, каждый день до воскресенья, мечтал о встрече! Он и впрямь думал, что она прониклась его трудностями и понимает, почему у владельца паба не бывает свободных вечеров в конце недели. Но Мэй ушла из его жизни. И почему-то встреча с Эйлиш Лейси заставила его вспомнить о ней.

* * *