Лонг-Айленд [litres]

Эйлиш спрашивала себя, не вызвана ли такая велеречивость тем, что отец Тони немного перебрал, но на ее памяти свекор никогда не выпивал больше нескольких бокалов вина. Она сразу поняла, что он пришел в мастерскую намеренно и что его выступление продумано заранее. Свекор явно намеревался ее поддержать. Однако Эйлиш не знала, действовал ли он по указке свекрови, которая хотела польстить ей, утешить ее, еще больше затянуть в семейную сеть, или говорил от своего имени и по собственному почину.

– Что это было? – спросил Эрик, когда двое пожилых мужчин вышли из кабинета.

– Он меня любит и восхищается мною, – ответила Эйлиш.

– Это я понял, но с чего вдруг?

– Он же назвал причину.

– Нет, нет, тут что-то другое.

Когда Эйлиш в следующий раз осталась наедине с деверем, она рассказала Фрэнку о визите его отца и спросила, уж не жена ли прислала его на поклон к невестке показать: пусть они не собираются к ней прислушиваться или считаться с ее чувствами, ее все равно ценят.

– Нет, это он сам, – ответил Фрэнк. – Но прежде отец собрал всех сыновей и произнес бессвязную речь о том, что всегда был на нашей стороне и всегда будет, но всему есть предел.

– Что это значит? – спросила Эйлиш.

– Он сказал, что в его стране принято, чтобы мужчины во всем поддерживали сыновей, они обсудили это с мистером Дакессяном и считают это правильным, поэтому мы должны знать, что он поддерживает нас во всем. Но они с мистером Дакессяном также согласились, что иногда нужно хорошенько думать головой, прежде чем что-то делать, это не так просто, как кажется, и порой поддержка может поколебаться. Поколебаться. Ему потребовалось время, чтобы придумать нужное слово. В основном он махал руками, чтобы донести до нас смысл своих речей.

– А что потом?

– А потом он заявил Энцо, чтобы тот прекратил ссориться с Леной. А Энцо взвился и спросил, не хочет ли он сказать что-нибудь Тони. Однако отец даже ни разу на него не взглянул. Словно Тони не было в комнате.

– А что сказала твоя мать?

– Она об этом не знает. Мама была у мануального терапевта и понятия не имеет, что мы собирались.

– И Тони не знает, что ты мне это рассказываешь?

– Разумеется.

– Вряд ли это поможет.

– Я делаю все, что в моих силах.

* * *

Тони, как призрак, бродил по дому, внезапно возникая в дверях и нигде не задерживаясь. Однажды вечером, когда Эйлиш выложила чемодан на постель и принялась укладывать вещи, которые собиралась взять в Ирландию, Тони встал у нее за спиной и принялся наблюдать, пока у нее не возникло искушение спросить, что ему нужно.

Свекровь несколько раз с чувством повторила, как она рада, что Эйлиш едет в Ирландию на восьмидесятилетие матери.

– Она будет так счастлива тебя увидеть. И Розелла, и Ларри с нетерпением ждут поездки. Ларри заявил, что привезет домой ирландский акцент, и что мы будем делать?

Искренний смех свекрови придал Эйлиш решимости не улыбаться. Пока она собирала вещи, а Тони за ней наблюдал, Эйлиш все еще ни разу не улыбнулась. Когда она подняла чемодан с постели, Тони бросился помогать.

– Я справлюсь сама, спасибо.

– Похоже, ты собираешься надолго.

– Не хочу забыть ничего важного.

– Я буду скучать.

Эйлиш безучастно посмотрела на него и кивнула. Она хотела придумать какое-нибудь замечание, чтобы Тони перестал смотреть на нее с такой тоской. Хотела сказать, это всего лишь отпуск, но поняла, что это будет неправдой.

– Я не могу представить этот дом без тебя, – промолвил Тони.

* * *

Эйлиш вспомнила, как Ларри, увидев, сколько одежды она взяла с собой, спросил: а что, в Ирландии нет стиральных машин? Сейчас бы она ответила, что нет. Ни у ее матери, ни у Мартина их не было, как и холодильников. Когда она зашла в дом, чтобы сделать себе сэндвич, то обнаружила, что масло растаяло. Оставалось лишь надеяться, что к вечеру оно затвердеет. Вернувшись к шезлонгу, Эйлиш ощутила исходящий от земли жар и пряный аромат трав и клевера.

На нее больше не падали прямые солнечные лучи, но от жары кожа стала липкой, и это напомнило ей, как летом отец брал напрокат машину и они ездили сюда всей семьей. Удивительно, как они впятером помещались на заднем сиденье маленькой машинки. Роуз терпеть не могла холодную воду и наотрез отказывалась искупаться вместе со всеми.

Наверняка вода уже остыла, подумала Эйлиш, но все же вернулась в дом, переоделась в купальник, а платье натянула сверху. Она шла через поля к дорожке, где приметила спуск к пляжу. Ларри позабавило бы, что ей даже не пришло в голову запереть дверь, а ключи от машины она оставила на столе.

Тепло от песчаной почвы вернуло ее в те летние воскресные утра, когда отец еще не успевал снять пиджак, а братья уже несли на пляж клюшки для херлинга, надеясь найти соперников среди местных. Ферлонги, Мерфи, Манганы, Галлахеры – она помнила всех, как будто это было вчера!

Как бы тщательно ни вырубали ступени в известняковых скалах, как бы ни укрепляли их шпалами, на последнем отрезке лестница сменялась песком, и Эйлиш пришлось сбежать на пляж, ни за что не держась.