Лонг-Айленд [litres]

Вечером накануне Тони спросил, не нужна ли ей помощь в день отъезда.

– Нет, все готово.

– Нам следует выехать пораньше, чтобы ты не торопилась.

– Ты меня отвезешь?

– А кто еще тебя отвезет? Или ты не хочешь со мной ехать?

– Ты прав. Нам следует выехать пораньше.

* * *

Прогуливаясь по берегу, она заметила в косых солнечных лучах известняковый валун, который во время прилива был скрыт под водой. Вероятно, валун скатился со склона. Эйлиш прислонилась к нему и посмотрела на море. Неплохое место, чтобы искупаться.

С первых дней знакомства Эйлиш поняла, как легко Тони порой прочитывает ее мысли. Иногда ей было трудно хранить от него секреты. Но поскольку Тони предпочитал не спрашивать, то чаще притворялся, будто знает только то, что она сама ему рассказала.

Он должен был понимать, что Эйлиш отсчитает время от предполагаемой даты рождения и поймет, что ребенка зачали в ноябре или декабре. Для нее с Тони это время тоже стало особенным. Много лет, пока дети были маленькими, они всегда занимались любовью. А потом перестали. Был год, когда они почти не спали вместе. И неожиданно в последние месяцы прошлого года между ними что-то произошло. Эйлиш недоумевала, откуда в них столько страсти. Просыпаясь по утрам, она чувствовала, как Тони придвигается к ней, и они занимались сексом, пока не приходило время вставать. Так продолжалось до Рождества. Потом, когда она узнала о беременности другой женщины, ей пришло в голову, что роман Тони пришелся как раз на это же время.

По дороге в аэропорт они не разговаривали, Эйлиш только попросила Тони следить, чтобы Ларри возвращался домой не позже девяти и давал отцу подробный отчет, где был.

– Он не умеет лгать, – сказала она и только потом сообразила, что ее слова можно истолковать как обвинение Тони, который в этом отношении отличался от сына.

– Твоя мать, – сказал он, – должно быть, ждет не дождется, когда впервые увидит внуков.

Замечание такого рода могла бы отпустить его собственная мать, пытаясь разрядить обстановку, и Эйлиш не видела причин отвечать. На самом деле ей хотелось сказать – тихим, твердым, сдержанным голосом: если ребенок проведет в доме его матери хотя бы одну ночь, она, Эйлиш, никогда к нему не вернется, найдет другое жилье и заберет с собой Розеллу и Ларри. По сути, это означало развод.

Эйлиш понимала, что после этих слов между ними все изменится. Раньше она осторожничала. Теперь, пока они пробирались сквозь поток машин, репетировала речь про себя.

Она могла бы сказать ему: если ты примешь этого ребенка, я уйду от тебя и детей заберу. Или так: я не хочу, чтобы твоя мать взяла ребенка, можешь ли ты обещать мне, что этого не случится? Эйлиш прокручивала в голове множество вариантов, но ни один не казался ей правильным.

Наконец она поняла, в чем проблема. Тони знал, что она собирается ему сказать, и всячески мешал ей начать разговор, не сводя глаз с дороги. Он не делал ничего такого, что она могла бы оспорить или раскритиковать. Ничего не отражалось на его лице; Эйлиш не могла угадать, о чем он думает, по тому, как он дышал или вел машину. И все же она видела, как Тони создает вокруг себя ауру ранимости, даже непричастности, которая мешала ей сказать что-нибудь жесткое и непоправимое.

Это было похоже на битву, пока до Эйлиш не дошло, что она сражается не только с Тони, но и с самой собой. Появление ребенка в доме бабушки едва ли взволнует Розеллу и Ларри. Они привыкнут. Но не она. Эйлиш была уверена, что никогда с этим не смирится.

Пока Тони вел машину, ей хотелось раз и навсегда объявить ему, каковы будут последствия, если он и его мать не одумаются. Но если она заговорит, то навсегда потеряет его. Тони уже решил, что будет делать с ребенком. И Эйлиш еще раз убедилась, что, начни она угрожать, случится именно это. Однако она не была уверена, что готова потерять Тони, как не была уверена, что на трудном пути взросления готова лишить Розеллу и Ларри чего бы то ни было привычного, включая их собственного отца. На последнем отрезке пути до аэропорта от неопределенности у нее закружилась голова.

Эйлиш хотела, чтобы Тони высадил ее у обочины, но он настоял, что, поскольку времени достаточно, он припаркуется и проводит ее до стойки регистрации.

* * *

Сейчас, глядя на море и стайку птиц над водой, Эйлиш ощущала что-то близкое к гневу. Тогда в машине она не решилась бросить Тони вызов, а значит, он ехал в Линденхерст, чувствуя себя победителем. Идя на посадку, она спиной ощущала взгляд Тони. На прощание они почти обнялись. Вот и хватит, подумала Эйлиш. Вероятно, он ждал, что она обернется и помашет ему рукой, но она не обернулась; заставила себя не оборачиваться.

Эйлиш встала, потянулась, спустилась к берегу попробовать ногой воду. Слишком холодная. Пройдет еще несколько недель, прежде чем вода согреется. Впрочем, Эйлиш помнила блаженное тепло, которое разливалось по телу, когда переоденешься после купания. И она решилась. Оставила платье на песке, вошла в воду. Даже если поплавать всего минуту, этого хватит.