Ему тогда исполнилось двенадцать, и он почти забыл, каково это – не чувствовать боли в спине и пониже. Наставник из приюта, отец Йорган, лупил его нещадно, и, положа руку на сердце, было за что. Рихард отличался задиристым нравом, хитростью и к проказам подходил с выдумкой и фантазией. А уж мстил с размахом.
Вот и сейчас он сбежал из комнаты, где под худыми одеяльцами спали остальные мальчишки, и тихо крался к церкви. Ночью барельефы, украшавшие стены, казались грубее и проще, но отчего-то красивее, словно луна отсекла лишнее, оставив лишь суть, а заодно накинула серебряную вуаль на купол, приглушив бесстыдное сияние позолоты.
По утрам отец Йорган надевал черную рясу, делал постное лицо и рассказывал им, что все они сгинут во тьме, если не станут вести себя хорошо. Детей в приюте было много, завывания Йоргана приходили послушать и бабки из деревень, и монахини, так что в толкотне Рихарду удалось незаметно приоткрыть окошко, а потом снова его закрыть, подсунув между ним и рамой сложенный лист бумаги.
Подойдя к тому самому окну, он толкнул его. Как и надеялся – за день никто не заметил, что окно не закрыто, и теперь оно легко поддалось. Подтянувшись на руках, Рихард вскарабкался по стене, цепляясь за выщерблины между плитами босыми пальцами ног. Пришлось идти разутым – ботинки они на ночь выставляли в коридор, и толстая Марта ходила по нему до отхожего места раза три до рассвета.
Скатившись внутрь церкви, Рихард осмотрелся – повезло, что он видит в темноте, как кот. Скамейки оказались сдвинуты в угол, а пол вонял мокрыми тряпками. В свете луны, пробивающемся через витраж с изображением фигуристой дамы с кошкой на круглых коленях, сверкало серебро, украшавшее постамент, на котором хранилась главная ценность церкви и отца Йоргана. Рихард подошел и посмотрел через мутное стекло, зацелованное прихожанами. Череп святого Гектора лежал на бархатной подушечке и скалил безупречные зубы. На той неделе отец Йорган так влепил Рихарду по щеке, что синяк не сошел до сих пор, а один зуб едва не выпал. Рихард вынул из-за пазухи принесенный сверток и положил на пол. Потом достал из кармана штанов тонкую линейку – ею отец Йорган любил бить по пальцам. Со стеклом пришлось повозиться. Ключа у Рихарда, конечно, не было, так что он отогнул серебряную рамку, расковырял замазку линейкой и аккуратно достал заднее стекло, положив его рядом со свертком. Развернув тряпку, вынул оттуда череп свиньи, найденный им позади хлевов, и, внутренне холодея от восторга и ужаса, заменил им череп святого Гектора. Руки его дрожали, но он сумел поставить стекло на место, прижать рамку, замотать череп святого и выбраться из церкви. Потом он убежал на берег реки – быстрой Береники, которая журчала звонко и бойко, перепрыгивая валуны, – сел там и без особой церемонности развернул тряпку.
Череп святого казался вполне обычным – за исключением разве что хороших зубов. Вот у отца Йоргана зубы почернели и половина вывалилась, хотя ему вряд ли сильно больше сорока. Святой Гектор был славен милосердием и добротой и исцелял болезных. Когда болел кто-нибудь из мальчишек, то вся надежда была на скупую молитву отца Йоргана и бульон толстой Марты, которая варила его из говяжьих костей.
Рихард, несмотря на то что ребра у него так и торчали, не болел никогда. Он потрогал языком пострадавший после оплеухи зуб и довольно улыбнулся: снова прирос. Череп в его ладонях был совсем легким и светлым, и ему отчего-то не хотелось выпускать его из рук. Луна висела в небе круглой монетой, и речка вдруг словно замедлила свой бег, умолкли ночные птицы. А Рихард медленно поднес череп к лицу, пытаясь рассмотреть сверкнувший в пустых глазницах свет…
Он пришел в себя уже на рассвете. Череп лежал рядом, у руки, и Рихард спешно закопал его в корнях ивы, полощущей ветви в реке. Он прибежал в приют и нырнул под одеяло, трясясь от холода и силясь понять, что произошло. Вспышка света в пустых глазницах распалась на лабиринт чужой жизни. Он видел Гектора младенцем, мальчиком, юношей и мужчиной сразу. Он прожил вместе с ним все удачи и падения, взлеты и разочарования. Учился, дружил, спорил, сражался с тьмой и любил.
Через час Рихарда растолкали к утренней службе, где отец Йорган, бордовый до самых залысин и трясущийся от ярости, ткнул в него пальцем. Вину Рихарда не могли доказать, но кому это было нужно? К счастью, монашки не дали забить его до смерти, но отец Йорган запер его в чулане, а потом, когда дверь открылась, впуская болезненно яркий свет, Рихард увидел перед собой человека. Высокий, плечистый мужчина с угольными глазами и коротким седым ежиком волос, подал ему руку, помогая встать.
Отец Йорган вопил, что этот мальчик – исчадие тьмы и навье отродье, и просил ловца душ убить тварь, но тот вместо этого забрал Рихарда с собой…