Ловец душ и навья невеста

– Постреляй пока, – предложил он. – Странно все же, что хозяину Шульца понадобились эти развалины. Никто не купит тут землю: здесь теперь Красный лес. Серебряная жила пролегает куда дальше, а все, что было ценного в доме, давно украдено или испорчено.

Перепрыгнув ступеньки, Рихард толкнул дверь, и та заскрипела протяжно и тоскливо. Нехорошее предчувствие царапнуло сердце Карны, но ловец уже исчез в обветшалом особняке.

Переместив ручку сумочки на сгиб локтя, Карна медленно пошла по едва угадывающейся дорожке. Тут когда-то был сад: розы давно выродились в шиповник, который ухватил Карну колючей веткой за юбку. Отцепив шипы, Карна обернулась. Было так тихо, словно Рихард исчез навсегда. Но вот в глубине дома что-то громыхнуло, хрустнуло, и из окна появился ловец.

– Тут паук размером с котенка, – радостно сообщил он. – И такой же пушистый. Хочешь посмотреть?

Карна передернула плечами и быстро пошла прочь по тропинке.

В зарослях шиповника показался белый мраморный лик, слепо глядящий в небо и напомнивший Грету. Карна обошла статую и наткнулась на другую дорожку, в конце которой виднелись колонны. Вдруг рядом с ней что-то хрустнуло, зашумело, и Карна, вскрикнув, отшатнулась. Нога ее неловко подвернулась, и Карна упала в красные листья, торопливо выставив перед собой пистолет. Мелькнул пятнистый бок, короткие рожки, и олень умчался куда-то вглубь леса.

Карна, тяжело дыша, прижала руку к груди, опомнившись, отодвинула пистолет подальше. Хорошо, что она забыла про предохранитель. Олень точно ни в чем не виноват.

Поднявшись, она отряхнула листья, приставшие к юбке, наступила на ногу – не болит. Сердито глянула на гладкий камень, на котором поскользнулась, а потом посмотрела на него пристальнее. Раньше она бы прошла мимо. Но когда рядом с изголовьем кровати стоит череп, то волей-неволей запоминаешь, как выглядят его изгибы и впадинки. Присев, Карна сдвинула в сторону плотный слой красных листьев и заглянула в пустые глазницы. Череп был крупнее, чем Гектор, и зубы у него были куда хуже.

Быстро выпрямившись, Карна пошла к дому, пугливо озираясь по сторонам. Зацепившись за очередную колючую ветку, рванула юбку, не заботясь о том, что ткань безнадежно испортится.

– Рихард! – крикнула она, но дом ответил ей тишиной.

Осторожно поднявшись по изломанным ступенькам, Карна обогнула осиное гнездо и вошла в темный холл. Откинув вуаль, постояла немного, осматривая былое великолепие: на второй этаж вела мраморная лестница, распадающаяся на два пролета, у стен валялись черепки, на которых вился синий орнамент, паркет встал дыбом, выпуская тонкие стволы деревьев. К стене справа был прислонен треугольный осколок зеркала, в котором Карна увидела свое отражение, будто бы светящееся во мраке. Она покусала губы, чтобы придать им яркости, поправила выбившуюся прядь.

– Рихард! – выкрикнула Карна снова и открыла сумочку, чтобы спрятать туда пистолет.

Свет, рванувшийся из нутра, затопил весь холл, и огромный мотылек, сорвавшись с остатков гардины, подлетел к сумочке и закружился над Гектором, который сиял, как упавшая звезда.

Пол под ногами вдруг содрогнулся, по и без того изломанному паркету побежали трещины, и Карна услышала голос ловца:

– Беги!

Он слишком поздно понял, что это ловушка. Уже задним числом осознал, что на засове, запирающем дверь в подвал, не было пыли. Металлическая дверь, утопленная в полу, выглядела старой, но царапины по ней распределялись подозрительно равномерно. С дверями так не происходит: остаются вмятины у ручки, следы от постоянного прикосновения потных ладоней, середина же обычно выглядит куда новее, и у петель тоже.

Но в тот момент он думал о Карне, ее сладких губах и нежной коже, об упругой груди и тонкой талии, и о том, как она тихо стонет и как твердеют ее соски, когда он ласкает ее. А еще о том, что она надела кружевное белье и блузку, о которой он сказал, что она полупрозрачная. И, выходит, сделала это специально. О том, что он увидел в ее глазах, старался не думать, потому что кровь сразу вскипала и хотелось повалить Карну прямо на красные листья. Она желала его и больше этого не скрывала. Страсть горела в ее глазах ярко и отчетливо, хотя Карна, конечно, стеснялась и по-прежнему колебалась.

Он сотрет все страхи из ее глаз, дождется момента, когда она расплавится в его объятиях, забыв о всех сомнениях. Он будет смотреть ей в глаза, погружаясь и в ее тело, и в ощущения, и это будет восхитительно.

Представляя, какой прекрасной будет эта ночь, Рихард сдвинул засов – слишком чистый, потянул на себя дверь, открывшуюся легко и без скрипа, и шагнул на ступеньки, ведущие вниз. Спасли его инстинкты. Он вынул кинжал еще до того, как понял, зачем это сделал. Может, из-за холода, обжегшего руки, когда он двигал засов, или сработала интуиция ловца. Он умер еще до рождения, кому же еще чуять смерть?