Запах тухлого мяса шибанул в ноздри, смешиваясь с навьей вонью, и он рефлекторно сжал рукоятку кинжала крепче, направив его во мрак. Первая навка напоролась на острие сама. Щелкнула зубами, мелкими и тонкими, как иголки, у лица и обдала тьмой из глаз.
– Ловец, – услышал он уже знакомый голос, – ты пришел.
А потом что-то холодное обвилось вокруг его ноги и рвануло в подвал, так что он рухнул и проехал спиной по ступенькам.
Остались лишь рефлексы и приемы, отработанные годами тренировок. Не останавливаться ни на мгновение. Все время перемещаться. Быстро. Еще быстрее. Оружием может стать собственное тело. Ребро ладони, колени, голова.
А против него лапы, щупальца, клыки… Глаза, из которых сочится тьма.
Он бил, не щадя ни себя, ни навь, и твари на мгновение отступили, даря передышку.
Рихард боднул лбом навку, бросившуюся на него из тьмы, и, кажется, выбил той несколько клыков, но и у него самого поплыло перед глазами. Отсек кинжалом щупальце, от которого ногу жгло как огнем, и кинулся к белеющему остову скелета животного.
Схватив бедренную кость, принадлежащую раньше корове, отмахнулся от навки, кинувшейся на него из тьмы. Она отлетела, шмякнулась о стену и сползла вниз, но тут же вскочила на четыре лапы. Раньше она была котом. Скверно. Навка редко вселяется в кошек. В академии их учили, что у кошачьих слишком сильный дух, который сопротивляется тьме. Но если уж подселение происходит, то получаются самые ловкие твари.
Существо, бывшее когда-то котом, зашипело на ловца, показав загнутые клыки, присело на передние лапы, когти на которых не втягивались в подушечки, и забило хвостом, с которого клочьями облезла шерсть. Ногу снова обвило что-то мерзкое, и ловец, присев, отсек очередное щупальце и метнулся в сторону, уходя от летящей на него навки с растопыренными когтями.
Кот ловко оттолкнулся от стены и прыгнул на Рихарда сзади, вцепившись в пальто когтями, пронзая его насквозь.
– На этот раз ты проиграл, ловец, – услышал он голос в своей голове, а потом шершавый, словно наждак, язык прошелся по его шее и затылку, и кот поерзал, вжимаясь в него сильнее.
– Ах ты поганая тварь! – выругался ловец и ударился спиной о стену так, что с потолка посыпался песок.
Покатился по полу, пытаясь сбросить с себя навку, которая раздирала пальто и одежду когтями, полосуя заодно и кожу, и ерзала по спине. Рихард ударил кинжалом назад, и острие погрузилось в плоть. Из тьмы, разевая пасть, рванулась еще одна тварь, и он быстро повернулся спиной, подставляя под удар прицепившегося дрюча.
– Рихард! – послышалось сверху, а мелкая навка, которую он толком не успел рассмотреть, юркнула в светлый прямоугольник дверного проема.
– Беги! – закричал он что было сил и, снова приложившись спиной о стену, содрал с себя кота.
На то, чтобы всматриваться в его глаза, не было времени, так что он просто шмякнул его о стену и молниеносно вонзил кинжал в грудину. Это его не убьет, но какую-то передышку даст – позволит удрать от навки, которая выстрелила щупальцем ему по левому боку, обжигая присосками, и догнать ту тварь, что кинулась к Карне.
Яркий свет ослепил даже его, что уж говорить о нави, которая взревела и кинулась в дальний конец подвала, прячась за старыми ящиками, нагромождением хлама и начисто обглоданным скелетом коровы.
Карна появилась в проходе. В левой руке у нее был Гектор, а в правой – пистолет.
– Пригнись, – сказала она и, зажмурившись, выстрелила куда-то в подвал.
Рихард вскарабкался вверх по ступенькам на корточках, как обезьяна.
– Я говорил закрывать левый глаз, а не оба, – пожурил он ее и, захлопнув дверь в подвал, задвинул засов.
Изнутри что-то бухнуло, так что дверь выгнулась наружу.
– А когда я говорю – беги, это значит – беги отсюда, – добавил он, скидывая подранное пальто и закатывая рукава рубашки.
– Указывай направление точнее, – отрезала Карна. – Рихард, ты весь в крови. А твоя спина…
Она всхлипнула и прижала руку ко рту, но потом собралась, прикусила нижнюю губу и аккуратно вынула из лба ловца застрявший там изогнутый зуб.
– До свадьбы заживет, – подмигнул ей Рихард и опустился на колени.
Дверь снова вздрогнула от удара, и засов лязгнул в скобах.
Рихард вытер ладонью оцарапанный лоб и принялся рисовать кровью на двери. Карна с замиранием сердца следила за линиями, вырастающими из-под ладони ловца. Толстый ствол, расходящийся ветками, вырос на половину двери, и когда Рихард провел последнюю черточку, то кровавый знак вдруг вспыхнул, и навь в подвале взвыла.
– Что это? – изумленно спросила Карна.
– А ты думала, меня в академии ничему не учили? – ответил он вопросом на вопрос, поднимаясь с пола. Знак на двери мерцал, источая ровное красноватое сияние. – Карна, ты только сейчас не дергайся и не смотри вверх…
Она тут же задрала голову и, взвизгнув, прижалась к ловцу.
Удравшая из подвала навка висела на разбитой люстре, обвив ее лысым хвостом, и с наслаждением облизывала застежку в виде цветка на сумочке Карны. Густая капля слюны сорвалась с длинного языка, покрытого наростами, и шлепнулась на пол.