Лу Саломе

Ницше ответил: «Нет, в колясочку сядет Лу, а Пауль и я будем держаться за ручки…»

Так и было сделано. Говорят, что Лу разослала эту фотографию многочисленным своим друзьям как символ своей «верховной власти».

Ницше мучила ещё более тяжёлая мысль: «Лу и Пауль в заговоре против меня, и этот заговор говорит против них, — они любят друг друга и обманывают меня», — думал он.

Все стало ему казаться вокруг вероломным и бесцветным. Возникла жалкая борьба вместо того духовного счастья, о котором он мечтал. Он терял свою странную очаровательную ученицу, своего лучшего, самого умного друга, которого знал в продолжение восьми лет.

Наконец, уступая тяжёлым обстоятельствам, изменяя, может быть, своим принципам дружбы, он старался развенчать Пауля в глазах Лу.

«Он очень умён, — говорил он ей, — но это слабый человек, без определённой цели. В этом виновато его воспитание, каждый должен получить такое воспитание, как если бы он готовился в солдаты, женщина же должна готовиться быть женою солдата».

У Ницше не было ни достаточной опытности, ни решимости для того, чтобы выйти из этого бесконечно тяжёлого состояния.

Последний удар, положивший конец отношениям Лу и Ницше, нанесла его сестра Элизабет, которая ненавидела Лу Саломе, разделяла и поддерживала подозрения и озлобление брата. Она по-своему разрешила эту проблему. Без согласия Ницше она написала Лу грубое письмо, которое ускорило развязку.

Лу всерьёз рассердилась. Подробности ссоры малоизвестны. Сохранился черновик письма, адресованного ей Ницше, но оно мало освещает подробности их ссоры.

Сохранились также черновики ницшевских писем к Лу. В его письмах презрительные вердикты соседствуют с неизжитым восхищением, проклятия — с раскаянием.

«Но, Лу, что это за письмо! Так пишут маленькие пансионерки. Что же мне делать? Поймите меня: я хочу, чтобы Вы возвысились в моих глазах, я не хочу, чтобы Вы упали для меня ещё ниже. Я упрекаю Вас только в одном: Вы должны были раньше отдать себе отчёт в том, чего я ожидал от Вас.

Я думаю, что никто так хорошо и так дурно, как я, не думает о Вас. Не защищайтесь, я уже защищал Вас перед самим собой и перед другими лучше, чем Вы сами могли бы сделать это. Такие создания, как Вы, выносимы для окружающих только тогда, когда у них есть возвышенная цель.

Как в Вас мало уважения, благодарности, жалости, вежливости, восхищения, деликатности, — я говорю здесь, конечно, о самых возвышенных вещах.

Что Вы ответите мне, если бы я Вас спросил: „Достаточно ли Вы храбры? Способны ли Вы на измену? Не чувствуете ли Вы, что когда к Вам приближается такой человек, как я, то Вы во многом должны сдерживать себя?“

Вы имеете дело с одним из наиболее терпеливых, наиболее добрых людей, мой аргумент против мелкого эгоизма и маленьких слабостей, помните это твёрдо, — только отвращение. А никто так быстро не способен получить чувство отвращения, как я. Но я ещё не вполне разочаровался в Вас, несмотря ни на что. Я заметил в Вас присутствие того священного эгоизма, который заставляет нас служить самому высокому в нашей натуре. Я не знаю, с помощью какого колдовства Вы, взамен того, что дал Вам я, наделили себя эгоизмом кошки, которая хочет только одного — жить.

Фридрих Ницше и Лу Саломе.