Из первых месяцев супружества Лу запомнился один случай. Она заснула на топчане. Андреас лёг рядом. Возможно, он хотел ею так овладеть. Лу вспоминает, что разбудил её звук далёкий, как будто с другой звезды. Когда она открыла глаза, то увидела, что руки её выброшены вперёд и душат его шею. Звук этот был хрипением. Она навсегда запомнила его лицо в тот момент. И уже никогда больше не будет он пытаться овладеть ею, хотя поводов будет много. Он будет её охраной, и их «счастливый» брак станет защитой от других мужчин.
Что побудило Лу на двадцать шестом году жизни выйти замуж, остаётся, пожалуй, наиболее головоломным вопросом в её и без того немало запутанной биографии. По некоторым версиям, её отказ мог бы повлечь за собой самоубийство Андреаса. Думается, однако, едва ли Лу была чувствительна к подобному шантажу. Таинственные обстоятельства смерти Пауля Рэ она решительно отказывалась воспринимать как повод для укоров совести.
В 1887 году Андреас становится профессором персидского и турецкого языков в только что основанном семинаре восточных языков в Берлине. Однако уже вскоре у него возникают разногласия с ответственными органами в Берлине, которые упрекают его тем, что он слишком сильно концентрируется на своей исследовательской работе в ущерб преподавательской деятельности.
После тяжбы с прусским министерством образования и религии весной 1891 года Андреас был уволен и лишён звания профессора.
В течение следующих лет он живёт в Берлине как приватный учёный и находится, практически, на иждивении жены.
Лу зарабатывает своим писательским трудом — опубликовывает романы, рассказы, стихотворения.
Некоторое время они жили раздельно. Андреас снимал квартиру в Шмаргендорфе, пригороде Берлина: ему было трудно выносить любовные похождения жены. Тем не менее о разводе не было и речи, так как Андреас был зависим от Лу в финансовом отношении.
Ситуация изменилась лишь в 1903 году, когда Андреас получил приглашение на работу на кафедру западноазиатских языков в Геттингенском университете. Туда он переехал вместе с Лу и работал там до конца своих дней.
Умер Фридрих Карл Андреас в 1930 году от ракового заболевания в возрасте 84 лет.
Огромное научное наследие Фридриха Андреаса находится в Нижнесаксонской государственной библиотеке и в библиотеке Геттингенского университета.
Почему же ради вступления в брак с Андреасом Лу решила разрушить свой столь же бесполый союз с Паулем Рэ, человеком, чьей дружбой она, по собственному признанию, дорожила больше всего на свете и потерю которого считала невосполнимой?
Похоже, что в Андреасе её властно притягивала некая странная экзотическая харизма. С удивительным для неё послушанием она переняла все его жизненные привычки — вегетарианство, хождение босиком по земле, близость к природе и любовь к животным. Его глубоко интересовала тайна связи человека с миром животных. Он умел подражать голосам птиц и, как вспоминает Лу, часто утром в саду именно так начинал день.
Быть может, фигура Андреаса воплощала для неё гипнотическое наваждение Востока? Во всяком случае, невзирая на фиктивность их союза, супруги бережно хранили этот брак до старости, до тех пор, пока Лу не стала вдовой Андреаса, унаследовав поместье в Геттингене, и завещала, в свою очередь, всё свое состояние Марии, внебрачной дочери Андреаса и их экономки, которая ухаживала за Лу до конца её дней.
Более того, Лу наотрез отказывалась развестись с Андреасом всякий раз, когда кто-либо из её возлюбленных начинал требовать узаконить их узы, и всегда тщательно следила, чтобы ни один из её романов не скомпрометировал ненароком имя и реноме мужа. Оговорив с Андреасом свою взаимную свободу в смысле чувств, они условились рассказывать друг другу обо всём, не скрывая ни одного факта, могущего унизить достоинство партнёра. И как бы там ни было, их брак просуществовал сорок три года.
Итак, следует, вероятно, согласиться с тем, что мотивы замужества Лу были для неё самой не менее внутренне таинственными, чем для окружающих. Уже оснащённая фрейдовским методом, она вновь попыталась вернуться в эту точку своего пути и проникнуть в собственную тайну. В 1915 году в психоаналитическом журнале «Имаго» в одном из своих эссе она писала о роли сублимации (вытеснения) влечений: