Лучшее признание в любви

– Итак, – сказала Габриэлла, – нам нужен план. Сначала гирлянды, потом мишуру. – Я полностью в твоих руках, – ответил Цезарь, с удовольствием отметив, как ее щеки залил румянец. Удовольствие, которое переросло в желание поцеловать ее. Желание, которое было трудно отрицать.

Следующий час они провели, украшая елку. И это было забавно, подумалось ему, когда они осматривали результат своих трудов. Дерево утопало в магии, освещенное белыми огнями, которые мерцали и переливались, золотые украшения сверкали в пламени камина. Верхушку елки украшала многогранная кристальная звезда.

– И еще одна вещь, – сказал Цезарь, и она вопросительно посмотрела на него. И тогда он вытащил коробку из одного из пакетов. – Шоколад, – объяснил он, – чтобы повесить на елку. Для нас. – Он немного виновато посмотрел на елку. – Если только это не испортит общий вид.

– Шоколад никогда ничего не портит. Спасибо. Это ты здорово придумал.

На секунду он задержал дыхание. Надеясь и боясь, что она снова поцелует его. Его щеку все еще покалывало от того мимолетного поцелуя, что она подарила ему в машине.

Габи шагнула вперед, а потом назад. Как будто здравый смысл победил желание.

– Всегда пожалуйста, – он указал на диван, – иди сюда, сядь и полюбуйся на творение наших рук. А я пока принесу нам горячий шоколад.

Габи смотрела на пламя, наблюдая, как оно прыгает и танцует под треск поленьев. Впервые за столь долгое время она почувствовала себя спокойно… и это было замечательно. И все благодаря Цезарю. Она подняла глаза, когда он вернулся в гостиную с двумя большими дымящимися кружками.

– Пахнет божественно.

– Я положил секретный ингредиент – немного рома.

Он сел рядом с ней, и это было так уютно, тепло и интимно.

– Спасибо. Так приятно украшать снова с кем‑то елку.

– Ты сказала, что раньше украшала елку с тетей?

– Да. В первое Рождество после смерти мамы тетя Би взяла меня с собой, чтобы купить елочные украшения. Мне было всего четыре года, но я четко это помню. Я думаю, это был первый раз, когда тетя Би купила так много украшений. После этого мы всегда пользовались одними и теми же украшениями из года в год. Хотя они становились блеклыми и невзрачными. Но для меня они были чем‑то традиционным, связанным с моей матерью и семьей. – Габи проглотила внезапный комок в горле. Украшение елки было тем временем, когда она чувствовала себя по‑настоящему близкой к тете. – После того как они умерли, я больше не могла заставить себя украшать елку в доме. Вместо этого я стала делать это в книжном магазине.

– Ты, должно быть, очень скучаешь по ним.

– Да, очень. Когда они умерли, я почувствовала, что осталась одна, совсем одна на свете. Снова сирота. Я не очень хорошо помню свою мать, но я помню теплоту, чувство безопасности и любви, которые я ассоциирую с ней. И еще я помню полное смятение, растерянность, которую испытала, когда она умерла. Я была слишком мала, чтобы понять, что это значит. Но тетя Би и дядя Питер всегда были рядом. И я всегда буду им за это благодарна.

– Расскажи мне о них.

Габи заколебалась. А не слишком ли она размякла у камина, чувствуя себя необыкновенно свободной от всех этих правил и протоколов? Или она увидела в глазах Цезаря неподдельный интерес? Кто знает? Просто ей хотелось поделиться с ним этой частью своей жизни.

– Дядя Питер был старшим братом моей мамы. Сводным братом. У них разница в возрасте почти тридцать лет. И они были совсем не близки. Ему было уже за пятьдесят, когда мама покинула Касавелье, и за шестьдесят, когда она умерла. У него и тети Би не было детей. Они так решили изначально. Я думаю, я… я смешала им все планы. Но они сделали все, что могли. Они купили книжный магазин и начали работу там, обеспечили мне хорошее образование, многому научили. И я всегда буду им благодарна за это.

– Похоже, они хорошие люди, – тихо сказал Цезарь. – То, что ты сейчас рассказала о времени, проведенном с ними, – это хорошие воспоминания. Они проводили с тобой время, вы гуляли, готовили еду вместе, украшали елку вместе… они поощряли твою любовь к книгам.

Габи видела невыносимую боль, скрытую в глубине его глаз. Она знала, что он вспоминает свое собственное детство, когда его родители проводили с ним минимум времени. Они обращались с ним, как с королевской пешкой, а не с маленьким мальчиком.

Они сидели так близко друг к другу некоторое время и молчали. А потом Цезарь повернулся к ней и улыбнулся:

– Жаль, что мне не довелось встретиться с твоими дядей и тетей. Спасибо, что поделилась со мной воспоминаниями. – Он поднялся. – А теперь, я полагаю, нам пора ужинать. Подожди здесь, я сейчас все принесу.

– Мы будем ужинать здесь?

– Да. – Он неуверенно посмотрел на нее. – Если только ты не предпочитаешь сидеть за столом. Я думал, ты хотела бы чаще бывать в неформальной обстановке.

Она почувствовала странное тепло. И снова подумала о том, что не знает, уловка это или реальность.

Через десять минут Цезарь вернулся в гостиную, толкая перед собой тележку. Две тарелки, накрытые серебряными куполообразными крышками.

– Вуаля! – сказал Цезарь и двумя руками быстро снял крышки.