– Он убил меня. И мою девушку. Из мести он убил ее, дав наводку врагу. Я поступил так же жестоко и необдуманно, как он – отомстил. Я отомстил, Роман Федорович, и вы должны знать, что вашей вины тут нет. Вы не виноваты, и я клянусь, что я бы сделал все, чтобы простить его, но я не смог. И сейчас бы не смог.
Роман Федорович расплакался и весь покраснел. Сев на диван, он трясущимися руками взял стакан и начал жадно пить воду, содрогаясь под сочувствующими взглядами заглянувших к нему.
– Я вернусь к вам и все расскажу. Я не смею просить прощения. Просто поймите и мои чувства, – и Егор, с ощущением своего полного бессилия и покорности перед грядущим вышел из отеля.
Группа из Константина, присоединившегося к ним Анатолия, Снова, Рея, Жени и двух братьев направились в сторону кладбища.
Оно выглядело как самое настоящее место забвения. Перед входом стояло шесть человек. Все они были с орденами и печальными, почти мертвецкими лицами. Среди них показались два снайпера, у одного из которых оторвало миной руку; двое других солдат были либо после контузии, либо просто в самом возможном из подавленных состояний, от чего со стороны больше походили на зомби. Остальные двое были все изранены и похожи внешне на мумии. Однако всех их объединяло одно: бравые солдаты смотрели на Егора с гордостью, тихо млея перед ним и еле сдерживая слезы. Он, завидев их, опустил взгляд и подошел к каждому, снедаемый чувством несправедливости. Эти взгляды, которые он не заслужил, которые не должен был получить, которые должны были быть обращены на этих солдат со стороны всего мира, угнетали его и заставляли чувствовать себя ничтожно. Чувствовать себя жуликом, лгуном. Когда проходил мимо, Егор бросил тихо: «Извините, друзья. Это моя ошибка, и я искуплю ее, только скажите». От этих слов один из солдат, похожий на мумию от обилия бинтов по всему телу, не выдержал и пустил слезу. Парня звали Ворсик, и его очень любили в городе. Отличающийся особой фамильярностью, он не выдержал и протянул руки Егору. Они горячо обнялись и напоследок обменялись понимающими взглядами.
На этом кладбище, которое они проходили, хоронили простых людей. Могилы были обросшие мхом и плесенью, исполинские деревья, создавшие своими лапами навес, а иголками мягкую подстилку, были сухими и неказистыми, стаканы для свечей давно треснули, воск затвердел на кривых надписях, нанесенных на острые и неказистые куски гранита и простого булыжника.
Рей повел их дальше, пока они не дошли до освещенной части – светлый пустырь с чистыми, новыми могилами. На столь ярком и милом глазу месте расположены могилы гордости города А – его вечная память. Поднявшись на небольшой холмик, вся группа из солдат, мэра и Снова подошли к трем длинным рядам ярко отшлифованных, с аккуратными буквами кусков мрамора. Какие-то уже были запущены, но все еще ясно были различимы имена. Среди бесчисленного количества погибших в осаде значились знакомые имена:
Котеев Митрофан Анатольевич – герой осады вражеских укреплений. Погиб при осаде вражеских укреплений, командуя отрядом М: 18.01.2063–27.06.2111.
Топель Игорь Дмитриевич – именитый заведующий оружейной лавкой «Осада»: 30.01.2079–28.06.2111. Покончил с собой после трагической смерти жены – Топель Полины Григорьевны (11.08.2090–27.06.21110).
Упав на колени перед могилой Игоря Дмитриевича, Егор побелел, став подобным тому самому куску мрамора, на котором было нанесено имя оружейника. В тот момент никто не мог сказать ни слова. В голове застрял ком, и лишь Рей стоял невозмутимо, пряча розовый носик за пушистым хвостом. Егор тяжело повернул голову на старшего брата, который стоял смирно и смотрел вдаль, с трудом сдерживая досаду и желание упасть рядом с ним.
Егор ожидал чего-то подобного. Он знал, что нести на себе бремя будет не только Полечка, но и сам Игорь Дмитриевич. Пусть то были бы самые ужасные муки, но он хотя бы остался бы жив. Только тогда Егор осознал масштабы того, что он натворил. В тот день погибли не просто солдаты – погибли настоящие, живые люди, ценности которых он не осознавал до конца. Все они прошли жизнь, имели семьи, двигались к своей цели и имели планы на жизнь. И все это оборвало его решение, которое он не мог не принять.
Пересиливая все немыслимые и непреодолимые барьеры, он перевел взгляд на могилу своей возлюбленной. На ней лежали три алые розы и карабин Уорвика. Ее надгробие было украшено гравировкой и портретом, который сделал городской архитектор за пару дней до осады как подарок, который не пригодился. На портрете она сидела в своей обычной курточке в шахматную клетку, юбке и очках. Ее лицо, улыбающееся своей обычной ехидной улыбкой, которую трудно принять за что-то хорошее (впечатление создавалось, что она всегда смеется над ними), было белым; таким же, как и в жизни.