Лучший друг

Приложив горящий лоб к еще более горячей плите под надгробием, Егор тихо прослезился. То вошло уже у него в привычку, но никто из присутствующих и не посмел ему воспротивиться. Все ждали, смирно стоя рядом. Только Женя, отличающийся ото всех повышенным чувством эмпатии, пустил слезу и закрыл глаза, не в силах более выдержать происходящего. Егор, прижимая лоб к плите, вдруг двинулся в сторону, от чего невероятная сила, которой он словно хотел пробиться внутрь, сдвинула голову. Проехавшись по острой кромке плиты, Егор рассек лоб до крови. Горячая алая струйка потекла в небольшую щель в земле, бесконечно заливая глубокую могилу.

От жара плиты, которая находилась на беспощадно палящем солнце, лоб Егора покраснел, кровь запеклась очень быстро. Когда он поднялся, на лбу красовался красный, пульсирующий шрам в форме кривого пореза, проходящий от брови до волос почти через всю поверхность лба. Развернувшись к Жене, он подошел к нему и вложил в руку шарик с буквой S, слегка покрытый запекшейся кровью. Вначале не поняв, Женя пригляделся, а потом широко раскрыл рот и прикрыл его дрожащей рукой. Теперь они вместе, словно маленькие дети, лили слезы и улыбались друг другу.

– Я нашел в твоих записках упоминание о некой девушке. Ее звали Соня, не так ли?

– Именно, – ответил Женя и прижался к грязной рубашке Егора. – Она подарила мне мой, когда была еще жива. Где же ты нашел его?

– Шарик висел у одного из дикарей на шее. Как только увидел, сразу смекнул, что к чему. Оно твое по праву, – похлопал друга по плечу Егор.

– Так вот что за требушет, – сказал Лёша и потрепал Женю по голове.

Перед тем как молча уйти, Егор бросил взгляд на знакомое имя, показавшееся среди могил героев и именитых людей города А. Заметив этот взгляд, Лёша насторожился и посуровел.

В глазах Егора застыло имя заклятого врага. Худшего из людей, которого мог себе представить он. Большей ненависти не испытывал он уже никогда и ни к кому. Достав пистолет, он направил крепкую руку на надгробие Дмитрия Романовича. В глазах, застеленных красной яростью, мелькал его малиновый пиджак и сальные волосы, а в носу застыл едкий запах из его рта. От этих ощущений он опустил пистолет и перевел Далет в режим пуль Hg, словно надеясь навсегда вывести своего врага из своей жизни. Не зря насторожившийся Лёша вмиг заметил это и схватил обезумевшего от мести Егора за руку, но тот, выдав такой силы толчок, что даже крепкий Лёша пошатнулся, все же сумел вырваться и всадить пулю в надгробие, которое начало медленно сыпаться.

– Ты что творишь?! – заорал брат; но, не слушая его речей, Егор выхватил и Заин, которым закончил дело, растворив могилу в небытии. От удивления и страха скулы Лёши сжались и запульсировали. Стоявшие рядом тоже были в ужасе. Схватив уже успокоившегося брата за руку, Лёша ответил: – Мало тебе было смерти Игоря Дмитриевича и подавленного состояния Романа Федоровича? Маленький…

Он запнулся, покраснел и отпустил руку побледневшего брата. Егор не выражал никакого интереса ни к его нотациям, ни к ужасу стоявших неподалеку, ни к растворенной могиле врага.

После того как рука освободилась, Егор снова развернулся и поменял на обычный калибр Далет. Он подошел к могиле и снял свой старый порванный кроссовок, оголив стопу. Здесь уже встряли в дело Женя со Сновом, обеспокоенно просившие Лёшу и требующие его что-то сделать, но старший брат словно хотел поддержать Егора, гордясь его решимостью.

Выступив вперед, Егор сказал:

– Давай, дружище. Я знаю, что нам с тобой давно путь заказан, – Егор адресовал это Далету и отстрелил себе средний палец на ноге.

От боли пробежали мурашки по коже. Она присовокупилась к боли по всему телу, оставленной после побоища, и теперь у Егора почти не оставалось сил бороться с валившей усталостью и разрядами молнии, окутавшими его тело, словно паутина из миллионов импульсов. Какой-то невыносимый балет из агонии, тошноты, тумана в глазах и головокружения. Пересилив себя в последний раз, он выдавил:

– Она и другие погибли по моей вине… Ты же сам виноват… – он нацелил пистолет на следующие пальцы, но упал без сознания.

X

Никто не провожал двух братьев. Только Женя со Сновым решили напоследок кое-что показать им, когда Егор оклемался в кровати его подвала. Они долго шли через темный край города, не произнося ни слова. Хромая, Егор опирался на брата и шел за их новым другом и маленьким стилистом, что сочувствующе смотрел на него и изредка перебрасывался неловкими фразами с Женей. В конце они пришли к ветхому двухэтажному дому, на котором значилась порванная вывеска из красной ткани с золотыми буквами: «Штаб Комаровых».