В их сознании пребывали видения, образы, которые держали их в напряжении. Колл обычно уходил со своим ружьем и сидел в темноте. Длинный Билл и Гас оставались у костра, разговаривая на любые темы, лишь бы не молчать. Пи Ай, Джейк и Дитс, не имея дома, чтобы беспокоиться о нем, говорили мало. Джейка вырвало при виде искалеченных тел.
— Я раньше никогда не видел, как человек выглядит внутри, — сказал он Пи Аю, который не ответил ему.
Пи Ай боялся говорить о мертвецах из опасения, что он закричит и опозорится перед старшими товарищами. Вид мертвых людей вызвал в нем такую тоску, что он боялся не сдержаться. В смерти люди выглядели такими маленькими. Мертвые взрослые были похожи на грустных детей, а мертвые дети были похожи на кукол. Ярость, которая настигла их, была столь велика, что уменьшила их после смерти.
— Зачем люди приезжают сюда, капитан? — спросил Джейк, когда они хоронили двух мужчин, путешествовавших в маленьком фургоне. — Это страна не для фермеров..., что можно вырастить здесь?
Колл и сам часто задавался тем же вопросом.
Много раз за время рейнджерских походов он и Огастес наталкивались на небольшие семьи, далеко за границами поселений, пытавшиеся заняться фермерством на землях, никогда не знавших плуга. Часто у таких первопроходцев не было даже плуга. У них могли быть маслобойка, веретено, заступ и несколько топоров, календарь и букварь для детей. Насколько понимал Колл, основное, что у них было — это их энергия и их надежды. По крайней мере, у них было то, чего у большинства из них никогда не было прежде: земля, которую они могли назвать своей собственностью.
— Ты не можешь помешать людям, приезжающим сюда, — сказал Колл. — Теперь эта страна открытая.
Позднее Колл и Огастес отъехали от группы на небольшое расстояние, чтобы обсудить проблему Длинного Билла, который настолько обезумел от мысли, что его Перл, возможно, был убита или похищена, что, казалось, сходил с ума.
— Билл всегда был стойким, — сказал Колл. — Я не ожидал, что он воспримет это так тяжело.
— Он плох, Вудро, — ответил Гас. — Я полагаю, что он столь же сходит с ума по Перл, как я по Кларе.
Правда была в том, что Колл и сам сильно беспокоился о Мэгги, как только узнал о набеге. Мэгги попыталась три раза поговорить с ним о ребенке, которого она носила, ребенке, который, по ее словам, был от него. Но, спеша собрать свой отряд и быстрее отправиться в путь, он оттолкнул ее. Об этой грубости он сейчас сожалел. Теперь Мэгги могла быть мертвой, и ребенок тоже, если действительно был ребенок.
— Я хочу уехать из Техаса навсегда, если Клара умерла, — сказал ему Огастес. — Я не хочу жить здесь без моей Клары. Воспоминания были бы слишком тяжелы.
Колл воздержался от комментария, что женщина, о которой говорил Гас, больше не была его женщиной. Если Клара уехала из Остина перед великим набегом, то это только потому, что она вышла замуж за Боба Аллена.
— Давай завтра уйдем от этого проклятого Бразоса, — предложил Гас.
— Зачем? — спросил Колл. — В Бразосе всегда есть хорошая вода.
— Я знаю зачем, — сказал Огастес. — Где есть вода, там есть фермеры, или люди, которые пытались стать фермерами. Это означает, что больше людей надо хоронить. По мне, так я хотел бы побыстрей добраться домой.
— Нехорошо оставлять христиан без погребения, — ответил ему Колл.
— Это не так, если мы даже не увидим их, — сказал Гас. — Если мы уйдем из всей этой залитой водой страны, нам не доведется видеть их так много.
Стояла тихая, безветренная, но очень темная ночь. Трое молодых могильщиков вынуждены были принести горящие ветки от лагерного костра, чтобы определить, была ли могила достаточно глубока. Лопаты, которыми они копали, принадлежали двум убитым мужчинам.
— Мы могли бы открыть хозяйственный магазин, собрав всех лопаты и топоры, разбросанные вокруг, — заметил Гас.
Длинный Билл не пошел с ними к месту захоронения. Они видели его высокую фигуру, шагающую взад и вперед перед лагерным костром, отбрасывающую волнистые тени.
— О, Святой Петр, — слышали они, как он восклицал. — О, Святой Павел.
— Я хотел бы, чтобы Билли узнал о некоторых новых святых, чтобы молиться им, — сказал Гас. — Я устал слушать, как он молится Петру и Павлу.
— Он не умеет читать. Я думаю, что он забыл других святых, — ответил Колл.
Могильщики отдохнули мгновение. Они все изнемогали от трудного путешествия и от страха.
Колл чувствовал себя виноватым перед Длинным Биллом Коулмэном. Редко он встречал человека, настолько сломленного горем, хотя Перл, женщина, о которой он горевал, могла быть живой и здоровой.
Перл, хотя и толстая, ни в коем случае не казалась ему необычной. В ней не было ни остроумия или духа Клары, ни красоты Мэгги.
— Перл, должно быть, так прекрасно готовит для него, что он горюет о ней до того, как даже узнал, мертва ли она.
— Нет, не только, — сказал Огастес. — Я пробовал стряпню Перл, и, надо сказать, очень неважная стряпня. Я думаю, что тут другое – приятно ей засунуть.
— Что? — спросил Колл удивленно.
— Засунуть, Вудро, — сказал Гас. — Перл толстая, а обычно толстой женщине засунуть — сплошное удовольствие.