Луна команчей

В течение долгих, тревожных ночей на тропе он мечтал о том, как приедет домой и окажется в постели с женой. Теперь, однако, он покидал дом через минуту после окончания ужина, чтобы сидеть каждую ночь допоздна в салуне, выпивая с Огастесом Маккреем. Гас выпивал, чтобы успокоить свое разбитое сердце, Длинный Билл — чтобы затуманить свои ясные и тревожные мысли. Иногда к ним даже присоединялся Вудро Колл, у которого были свои заботы, но он не высказывал их. Самое большее, что он делал, это выпивал пару виски. К тому времени все в Остине знали, что Мэгги Тилтон была беременна, и многие люди предполагали, что ребенком был Вудро Колл. Этот факт не особенно волновал кого-то, кроме самой молодой пары.

Остин пережил великий набег и теперь приходил в себя. Большинству горожан надо было восстанавливать дома или офисы. У них также было над кем горевать. То, что от молодого техасского рейнджера забеременела шлюха, было в порядке вещей, и никто из-за этого не думал хуже о Вудро или Мэгги. У немногих возникало свободное время, чтобы подумать об этом дольше, чем мимоходом.

Ночь за ночью они втроем, Длинный Билл, Гас и Колл, сидели за столом в глубине салуна, все трое с беспокойными мыслями из-за проблем с женщинами. Огастес потерял любовь всей своей жизни, жена Длинного Билла была опозорена краснокожими команчами, а девушка Вудро понесла ребенка и настаивала на том, что это его ребенок, а он не хотел его и даже не хотел его признать своим.

— Как шлюха может знать, чей у нее ребенок? — спросил он однажды ночью.

Длинный Билл понимал, что вопрос, главным образом, относится к Гасу, но Длинный Билл завладел вниманием и ответил сам.

— О, женщины знают, — ответил он. — У них есть способы.

К досаде Колла Огастес мимоходом согласился, хотя и был так пьян к тому времени, что едва мог поднять свой стакан.

— Если она говорит, что твой, то значит твой, — сказал Гас. – Можешь даже не сомневаться в этом.

Колл спрашивал Гаса, так как Гас более или менее изучил женщин, в то время как он сам больше уделял внимание практическим вопросам жизни рейнджера на границе. Поскольку Мэгги утверждала, что ребенок от него, и не меняла своего мнения, он думал, что могут существовать какие-то медицинские или научные основания для ее убежденности. Если они были, он готов был выполнить свой долг. Но он хотел, чтобы это было научно обосновано, а не просто сказано, что женщины понимают в таких делах.

— Мэгги честная, в том-то и дело, Вудро, — напомнил ему Гас. Хотя и пьяный, он хотел видеть, что Вудро Колл не уклоняется от своего отцовства.

— Я знаю, что она честная, — ответил Колл. — Это не значит, что она во всем права. Честные люди тоже ошибаются.

— Я честен, и я тоже много ошибался, — добавил он.

— Я тоже совершаю ошибки, — признал с сожалением Длинный Билл. — И я так же честен, как день долог.

— Тьфу, ты не честен! – заметил Гас. — Я думаю, ты сказал Перл, что находишься ночью в карауле, так что ты солгал всего час назад. Или это не так?

— Это не совсем ложь, Перл не должна знать всего, — ответил Длинный Билл.

Было верно, что он лгал Перл о своих вечерах в салуне, но он и не думал, что Перл была против этого. На самом деле, она даже может быть предпочитала, чтобы его не было дома, пока не приходило время сна. Иначе, они ничего бы не делали, кроме как сидели на стульях или лежали на своей постели и размышляли над тем, что они уже больше не муж и жена.

— Дело в том, что Мэгги не ошибается, — сказал Гас Коллу. — Она твое счастье, а ты так туп, что не понимаешь этого.

— Я и правда люблю Мэгги, — ответил Колл. — Но это не означает, что ребенок мой. Я просто хотел бы знать, есть ли способ, благодаря которому она уверена в отцовстве.

Гас, и так будучи в плохом настроении, был раздражен самим тоном Вудро Колла.

— Если я говорю, что он твой, и Билл говорит, что он твой, и Мэгги говорит, что он твой, то этого должно быть достаточно для тебя, — сказал он горячо. — Тебе надо, чтобы проклятый губернатор сказал, что он твой?

— Нет, — ответил Колл, прикладывая серьезные усилия, чтобы оставаться спокойным. — Я просто хочу знать наверняка. Я ожидаю, что любой мужчина хотел бы знать наверняка. Но ты не можешь сказать мне наверняка, и Билл тоже не может. Я не пойму, какое имеет отношение к этому губернатор.

Последовала тишина. Огастес не видел никакого смысла дальше обсуждать эту тему. Он много спорил с Вудро Коллом, но никогда не мог, насколько он помнил, переубедить его. Длинный Билл, должно быть, чувствовал то же самое. Он уставился на свой стакан виски и ничего не сказал.

Колл поднялся и ушел. Он собирался прогуляться ночью вдоль реки пару часов, но сейчас он оставил свое ружье в ночлежке и отправился за ним. После набега никто не рисковал выйти за город без ружья, ни днем, ни ночью.

— Вудро трудно переубедить, не так ли? — спросил Длинный Билл, когда Колл вышел.

Огастес не ответил. Вместо этого он залез в свой карман и вынул письмо, которое он накануне получил от Клары. Он уже запомнил письмо наизусть, но не мог противиться желанию взглянуть на него снова: