Тем не менее, он знал, что невежливо прерывать такую песню. Он ждал на своем месте, немного вздремнув, пока не наступил серый рассвет. Затем он встал и подошел к воину, который немного шевелил костер.
Воин не поднялся от маленького костра, когда увидел, что Знаменитая Обувь подходит к нему. Его голос немного охрип от пения. Вначале, когда он увидел, что Знаменитая Обувь приближается, его взгляд был равнодушным, как взгляд воинов, столь тяжело раненных в сражении, что их дух уже покидает их тела, или как взгляд стариков, которые смотрят вдаль, в дома духов. Воин был очень худым и усталым. Он не съел ни куска от мертвой лошади, лежащей рядом. Он был измучен усилием, которое потребовалось, чтобы вложить его жизнь в песню.
Знаменитая Обувь не знал его.
— Я проходил мимо и услышал твою песню, — сказал Знаменитая Обувь. — Несколько людей Голубой Утки преследовали меня. Я вынужден был убить одного из них. Это было два дня назад.
При упоминании Голубой Утки выражение лица воина изменилось от безразличия к презрению.
— Я был в лагере Голубой Утки, — сказал он своим хриплым голосом. — Он стоял лагерем на Рио-Рохо у лесов. Я не остался там. Они держали медведя и плохо обращались с ним. Люди вместе с Голубой Уткой – всего лишь воры. Я рад, что ты убил одного из них.
Он замолчал и уставился в костер.
— Если бы я был там, то убил бы и других двоих, — сказал он. — Мне не нравится, как они оскорбили медведя.
Знаменитая Обувь знал, что этот человек был на грани смерти. Было очень необычным для команча, чтобы сказать, что он будет сражаться вместе с кикапу, поскольку эти два народа были врагами, один с другим.
— Что они сделали с медведем? — спросил он.
— Я убил медведя, — сказал Айдахи, вспомнив выражение морды медведя, когда он приблизился, чтобы выстрелить в него. Это был грустный медведь, дух которого был подавлен жестоким обращением.
Хотя Айдахи не чувствовал гнева на кикапу, который остановился, чтобы поговорить с ним, он действительно почувствовал большую усталость, разговаривая с этим человеком. Он был почти за порогом жизни, спев песню о своих подвигах, но кикапу оставался по другую сторону жизни. Он был полностью живым человеком, не лишенным любопытства к тому, что делали живые люди. Айдахи было трудно вернуться назад. Он обратился внутрь себя, к духу времени, и не мог думать о Голубой Утке или о делах телесной жизни.
Знаменитая Обувь видел, что команч утомлен и хочет только продолжить свой путь к смерти. Хотя он знал, что невежливо задерживать человека во время путешествия к духу времени, он не мог не задать еще один вопрос.
— Почему ты один? — спросил он.
Команч, казалось, был немного раздражен вопросом.
— Ты и сам один, — заметил он с легким презрением.
— Да, но я просто путешествую, — сказал Знаменитая Обувь. — Ты убил свою лошадь. Я не думаю, что ты хочешь путешествовать дальше.
Айдахи подумал, что кикапу докучливый человек. С этими кикапу всегда была проблема. Они все были надоедливы, все время задавали вопросы о делах, которые не были их делами. Вероятно, это было одной из причин того, что его собственные люди всегда убивали кикапу немедленно, когда только они им попадались. Айдахи все же решил сказать этому кикапу то, что он хотел узнать. Возможно, тогда бы тот уехал, и Айдахи мог бы продолжить петь свою песню.
— Мой народ ушел на место, которое ему указали белые, — сказал он. — Я не хотел идти на то место и покинул их. Я ушел к команчам Антилопам, но у них нечего есть. Они питаются мышами, луговыми собачками и корнями, которые находят в земле. Я не хороший охотник, поэтому они не захотели принять меня.
— Ни у одного из команчей нет теперь много пищи, — добавил он.
— Но у команчей много лошадей, — напомнил ему Знаменитая Обувь.
Его всегда поражало то, что команчи отказывались поедать своих лошадей. Они не были практичными людьми, такими как кикапу, которые так же охотно съедали лошадь, как оленя или бизона.
Айдахи не ответил. Конечно, у команчей были лошади. Даже у Антилоп было довольно много лошадей. Но Куана, военный вождь Антилоп, по-прежнему собирался воевать с техасцами, и воины не могли позволить себе съесть своих верховых лошадей, пока они все еще думали о войне. Их лошади были их силой. Без лошадей они перестали бы быть команчами. Он не хотел говорить об этом кикапу, поэтому снова запел, хотя и слабым голосом.
Знаменитая Обувь понимал, что находится здесь слишком долго. Команч принял решение продолжить свой путь к смерти, что было мудро. Его собственный народ ушел в резервацию, а другие группы команчей не принимали его. Вероятно, воину надоели голод и одиночество, и он решил отправиться в места, населенные духами.
— Я продолжу свой путь, — сказал ему Знаменитая Обувь. — Я надеюсь, что те два изгоя из группы Голубой Утки не найдут тебя. Они очень невоспитанны.
Айдахи не ответил на замечание. Он вспомнил праздник, который когда-то состоялся у его народа, когда им удалось обратить в паническое бегство стадо бизонов на край утесов каньона Пало-Дуро.