Одноглазый подорвался с места и подскочил к музыканту, одновременно выхватывая из кармана раскладной нож. Но певец не растерялся, хорошенько и с размаху огрев обидчика гитарой. Остальные матросы подорвались и стали разнимать вцепившихся друг другу в горло. Началась потасовка. Ну, и я, чтобы не отставать от коллектива, подняла с пола швабру и заняла оборонительную позицию.
— Отставить! — услышала я над собой громогласный голос боцмана. — Чего орёте, глотки лужёные? На юте слышно, чтоб вас разорвало!
Он спустился с лестницы и схватил сникнувших матросов за шиворот, как нашкодивших котят.
— Кто начал?
Все молчали.
— Кто начал, я спрашиваю? Сгною в карцере, к бесам!
Я опустила швабру и сделала шаг вперёд:
— Похоже, я…
Он только хмыкнул и ещё раз грозно осмотрел бывших противников:
— Так, ты и ты…
— А я? — нe замедлила я поинтересоваться.
— И ты. Все наказаны. Следуйте за мной на гауптвахту.
Я обежала взглядом корабль, в надежде увидеть Данияра. Но его, увы, нигде не было. То-то он «обрадуется». Вздохнув, мне пришлось тащиться следом за этими головорезами.
Мы послушно проследовали в тёмный чулан с едва проникающим светом между щелями, и вскоре я услышала звук поворачивающегося в замке ключа. Ну, ничего себе — чудесное начало дня!
Двое матросов молча уселись на корточки; я же, ойкнув, приземлилась на пятую точку.
Некоторое время мы сидели молча.
— А ты молодец, салага. Совсем не такой хлюпик, как я думал. Беру свои слова обратно, — наконец нарушил молчание одноглазый, одобрительно кивнув в мою сторону.
Музыкант поднялся и опёрся спиной о стену, скрестив на груди руки:
— Это еще повезло, что капитан вменяемый и боцман не псих… Довелось мне на «Каймане» ходить, там-то Быку спину чуток и покоцали. За любое нарушение дисциплины пороли нещадно.
— Как это — пороли? — не замедлила поинтересоваться я.
— А вот так: привяжут к грот-мачте, всыплют плетей так, чтоб до крови, а потом водичкой морской окатят, чтоб запомнилось.
И запел в полголоса, дополняя рассказ:
— За бортом туман лежит,
Нулевая видимость.
Боцман с розгами бежит,
Шкуру снимать, видимо!
Я поёжилась, представляя, какое наказание могло бы нас ожидать.
— Зато ножичком никто не баловался, — продолжал он. — Команда-то — одно отребье. А таких негодяев в узде держать надо.
— Да, — добавил одноглазый, — боятся — значит уважают. А тут чуток посидим, глядишь — через сутки и выпустят. А может, и к вечеру, если раскаемся… Вот вспомнился мне один случай. Я тогда тоже на губе сидел. Слышу — крик, шум на палубе, а потом — тишина. Я на руках подтянулся, да в оконце выглянул. Гляжу: вдалеке из воды чудище морское выглянуло, маленькая башка с перепонками замест ушей крутится, озирается, а тело дли-и-и-инное такое, кольцами извивается. Ну, я с дуру решил, что смерть моя пришла — конец кораблю. Обхватит, сожмёт кольцами и раздавит судно, как орех. А оно башкой повертело, да и под воду ушло. Вот так, пронесло. Легко отделались. Ну, если не считать, что половина команды штаны намочила.
— А у нас на «Громобое» вся команда, включая капитана, штаны намочила, когда с проклятым кораблём в южных водах повстречались. Вынырнул из тумана старый галеон, а на нём — вся команда на реях болтается. Одни скелеты в лохмотьях. Жуть.
— То не к добру, с бесовским кораблём повстречаться, — одноглазый суеверно скрестил пальцы.
— Так оно и вышло. Налетел на подводную скалу наш «Громобой», и конец ему пришёл. Хвала небу, сами спаслись.
— А может, просто ваши эти штурманы-боцманы-лоцманы перестали бдить? — вмешалась я.
— Конечно. от такого страху достали мы бочонок рому, что для продажи предназначалась, да и раскатили на всех.
— Тогда я даже удивляюсь, что все спаслись.
— А ты что же, в потусторонние силы и проклятия не веришь?
— Верю, конечно. Сама, то есть сам, наблюдал такие явления. А вот скажите, вы про Лунных Дев или Оракулов ничего не слыхали? Где они обитают, не знаете?
Одноглазый отрицательно замотал головой, а певец пожал плечами и присел рядом:
— Не слышал. Может, ты русалок имеешь в виду или сирен, которые под луной песни распевают, да моряков заманивают? Как в той песне: «Прелестница, что ищешь ты под луною полной…»
Мы просидели ещё около часа, матросы всё так же рассказывали невероятные байки о громадных акулах, говорящих птицах и проклятых сокровищах.
При звуке поворачивающегося в замке ключа все притихли. Яркий дневной свет ударил в глаза. На пороге стоял Данияр:
— Так. Петраш и Анастас — по приказу капитана — драить палубу. А ты… лекарь, — он вздохнул, — на камбуз, овощи чистить.
— Да что ж ты за зверь такой, штурман, твою за ногу? — вежливо обратился к Данияру одноглазый. — Не издевайся над парнишкой, пусти с нами палубу драить.
— Всё в порядке, ребята, я заслужил, — я поднялась и постаралась придать себе вид «раскаявшейся грешницы», прикусив губу и глядя исключительно в пол.
Не успела я под конвоем Данияра дойти до камбуза, как он за руку затянул под лестницу. Ругался он шёпотом: