Лунные кружева, серебряные нити

Затем я выпила эту жидкость, кажущуюся мне теперь бархатной и тягучей. Немного постояв и прислушавшись к своим ощущениям, я поняла, что ничего особенного не произошло, если не считать приобретённого душевного равновесия и уверенности в собственных силах. Ну, что ж, чуда я и не ждала. Искренне поблагодарив ночное светило, я одела на шею свой амулет, сгребла в охапку одежду и так, нагишом, отправилась к дому. Эйва всё равно на маяке, а больше в ночное время никого здесь и не встретишь. Мне вдруг вспомнилась рассказанная Володримеем легенда о Лунной Деве, гуляющей в ночи у маяка, и я невольно улыбнулась: вот так и создаются легенды. Если сейчас я встречу какого-нибудь запозднившегося рыбака — история повторится. Однако дошла я без приключений. Только пёс немного поворчал за забором, не признав меня.

Бросив вещи на пол, я забралась под одеяло. Мягкий лунный свет падал из окошка на постель. Спать не хотелось вовсе, даже наоборот, я чувствовала невероятный прилив сил и жизненной энергии, даже летать хотелось. Да-да, именно — летать. Как жаль, что полёты на метле — это всего лишь досужие вымыслы; это как раз то, чего мне сейчас не хватает. Я снова улыбнулась, воображая себе картину, как взмываю в небо с черепичной крыши, сжимая ногами метлу, словно бока норовистой лошади, и как на тесных городских улицах распугиваю запозднившихся прохожих, лихо проносясь у них над головами.

И так, раздумывая о всякой ерунде и тихонько хихикая, я и не заметила, как уснула. Сновидения мои были отрывочными и несвязными, но невероятно яркими и отчётливыми.

Вот я, будучи совсем ребёнком, поднимаюсь по белым каменным ступеням, склоняясь вместе с такими же девочками над большим пузатым котлом, вижу в нём отражение полной луны и своего бледного личика. Надо мной возвышается женщина в белом, и я с трепетом внимаю каждому её слову, бросая в котёл горсть сладко пахнущих соцветий.

Теперь вижу себя девчонкой с тугими тёмными косами, сидящей на поросшем мхом валуне и с любопытством рассматривающую мохнатую гусеницу, лениво ползущую по моей ладошке. В траве стрекочут кузнечики, и воздух напоён сладким ароматом.

— Лада! — эхом доносится до меня женский голос. — Опять пропускаешь занятия?! Сегодня же пожалуюсь Луноликой!

Я пересаживаю гусеницу на листок мать-и-мачехи, забираю с камня свой вересковый букетик и бегом, подхватывая юбки, несусь с холма, скользя босыми ногами по свежей траве.

А вот я, совсем нагая, выхожу в ночи из зеркального озера по лунной дорожке. С мокрых волос вода стекает на плечи и лицо. На берегу горят огни, бьют барабаны, и слышится пение. Я становлюсь на колени и опускаю голову. Ощущение пронзающей боли, словно раскалённое железо касается моей шеи, проходит быстро. Мне хорошо, спокойно и радостно оттого, что я посвящена в великие тайны мироздания, отныне я смотрю на мир совершенно другим взглядом, ибо знаю, что в ночи есть голос, раздающийся только для меня.

Идёт дождь. Я уже насквозь промокла, стоя под старым вязом у границы с Селинором. Чубарый жеребец, одолженный мною в Старброде за большие деньги, нервно переминается на месте, топча копытами грязь. Вместе с порывом ветра мне в лицо летят мокрые листья и крупные капли дождя. Я плотнее кутаюсь в отороченный мехом плащ, но сжимающие поводья руки всё равно зябнут. Рядом с вязом примостилась молодая изломанная осинка. Это произошло совсем недавно, не далее двух часов, и сломал её не ветер. Не нужно даже подъезжать ближе и касаться рукой зеленовато-серой коры, я и отсюда чувствую её боль, нарушение циркуляции жизненной энергии. Люди… И почему они считают себя хозяевами этого мира? Почему берут всё, что им вздумается, взамен не оставляя ничего, даже элементарной благодарности? Почему уверены в том, что лишь они одни способны испытывать чувства и эмоции? А ведь порой они порядком ниже даже самых примитивных инстинктов. Со временем мы утратили умение жить в гармонии с природой, и нам ещё многому предстоит научиться, если мы снова хотим наладить эту связь. А пока, к сожалению, этими знаниями владеют лишь посвящённые…

Вот, наконец, я вижу приближающуюся всадницу, отгоняю тяжёлые мысли и носком сапога касаюсь крутого бока коня. Он послушно шагает навстречу, выходя из-под раскидистой кроны под дождь.

— Здравствуй, сестра! — приветствует меня всадница, передавая мне запечатанный конверт.

Откуда послание, что в нём — я не знаю, моё дело — доставить письмо, куда требуется, и получить плату от приближённых короля.

Ещё один сон. Бросаю карты для молодой, но бледной и измождённой женщины в синем бархатном платье, расшитом жемчугом. Она не снимает густой вуали, но мне это и не нужно, я и так знаю, что передо мной королева Воларии. Как знаю и то, что это — всего на всего титул, абсолютно ничего не дающий этой одинокой женщине, заложнице обстоятельств. Карты снова и снова твердят, что не она живёт в сердце своего супруга, и ей никогда не будет в нём места. Производить наследников — вот всё, что от неё требуется. Вышивка и карты — единственный досуг королевы.