Шеф не называл фамилий, фон Штирлиц не имел права настаивать. Он должен был ежеминутно и ежесекундно отдавать себе отчет: провались он — и тогда следом за его провалом потянется громадная цепочка. Возьмут всех тех, чьи имена он произносил в беседах, телефонных разговорах, личных письмах и деловых бумагах.
Но тем не менее, судя по тому скептицизму, с которым гестаповец отозвался обо всех представителях военной разведки, Исаев сделал для себя определенные выводы. Эти выводы говорили о том, что Берг скорее всего действительно ищет контактов с нами, поняв неизбежность краха, либо на крайний случай затевает операцию на свой страх и риск. Если правильно это последнее предположение Исаева, тогда, думал он, можно будет таким образом «прижать» полковника, что он станет работать на нас воистину: как это сделать, Исаев знал великолепно, и он рассказал методы такого «прижима» сыну.
Но после того, как Берг передал все данные о штабе группы армий «А», Исаев решил, что полковник играет ва-банк. И он сказал сыну:
— Саня, берегите этого агента — это громадная ваша удача.
Он дал ему адрес радиоцентра танковой дивизии, который стоял почти без охраны на окраине Кракова.
— Возьмете два аппарата, — сказал он, — с одним уйдете к партизанам, свяжетесь с центром моими позывными, ты запомнил? Оттуда пришлют самолет, чтобы забрать ФАУ, эту игрушку, которая не взорвалась. Это огромнейшей важности задача. Второй оставьте у себя и не торчите в эфире по часу: запеленгуют.
Он улетал в Берлин ранним утром. Коля пришел к отцу — делать последний массаж. А в номере сидел шеф гестапо: он приехал проводить человека из Берлина.
Шеф долго наблюдал за тем, как русский массировал лицо фон Штирлица, а потом сказал:
— Черт возьми, я даже ощущаю, как это приятно. Где вы нашли этого типа?
— Он говорит по-немецки, — ответил фон Штирлиц.
— Парень, — сказал шеф гестапо, — было бы неплохо, если бы ты помял и меня.
— С радостью.
— Относитесь к нему хорошо, — сказал фон Штирлиц, — я его, возможно, заберу в Берлин: такого массажиста я встречаю впервые.
Фон Штирлиц бросил на стол деньги. Коля услужливо спрятал их в карман и, кланяясь, вышел из номера.
Спускаясь к машине, фон Штирлиц увидел сына: тот стоял в толпе стариков возле костела и неотрывно смотрел на него, весь белый от волнения — только красные пятна на скулах...
Назавтра боевая группа во главе со Степаном Богдановым совершила налет на радиоцентр танковой дивизии. В перестрелке погибло трое русских и два немца из охраны. Радиоаппаратура была доставлена на конспиративную квартиру к Седому. Отсюда Степан и трое его людей ушли вместе с начальником штаба партизан в отроги Татр, где партизаны «Сокола» прятали ФАУ.
Второй аппарат был оборудован в машине Аппеля. Под вечер Аппель повел свою машину — со специальным ночным пропуском — по шоссе, что вело к Закопане. Аня передавала Бородину об аресте, о Берге, о своей дезинформационной радиограмме, о гестаповцах, выделенных для уничтожения города, о плане Гиммлера, — она передавала все это, торопясь, кусая от волнения губы.
А потом она передала трехзначные, непонятные ей цифры, которые вписал Коля: это было сообщение от фон Штирлица по поводу ФАУ. Аня откинулась на спинку сиденья и стала ждать ответа. Но Бородин сразу отвечать не стал: он перенес ответный сеанс на завтра.
Градиента веры
Сообщения, переданные Аней, ошеломили Бородина. Он несколько раз перечитал донесение, потом взял чистый листок бумаги и написал, пронумеровав полученные данные: