Мальчик из контейнера

Николай замолчал, вспомнив Адель во время их последней встречи-разлуки. Да, тогда казалось, что она любит его. Теперь уже нет уверенности, двенадцать лет прошло с тех пор — пора бы и забыть. Не забывается.

— В театре же можно спросить, есть ли такая? — напомнила простоту решения задачи Валя.

— Писал и спрашивал: во всех театрах не значится.

— Она красивая?

— Красивая. И главное — мне нужная.

— Потому что нога такая? Чтобы кто-то ухаживал? — спросила девушка с надеждой, что это и есть главная причина нужности кого-либо.

— Нет, это не связано с ногой. Я ее просто люблю. Надежд на встречу практически нет, но все равно чего-то жду. Что все обо мне да обо мне? — как очнувшись после долгого молчания повернулся к Вале Николай. — Расскажи теперь о себе что-нибудь. Вот и познакомимся! А то вижу красивую девушку и ничего о ней не знаю.

— Красивая, — улыбнулась, веря и не веря словам Николая, Валя. — Какая уж есть. Да мне и нечего говорить, — пожала плечами она. — Я, наверное, никого и не любила. В пятом классе был один мальчик с кудряшками, так он скоро уехал куда-то. А больше, вроде, никто и не нравился.

— А сколько тебе лет? — смотрел Николай на девушку, как смотрит гадалка, стараясь распознать судьбу клиентки по каким-то только ей известным признакам.

— Восемнадцать, почти девятнадцать.

— Мне бы твои годы, милая Валюша! — Николай обнял девушку за плечи, прижал к своей груди. Получилось это просто, почти по-отечески, только ей показалось, что рядом с нею именно тот человек, о ком она тайно мечтала, кого нагадала в Рождественскую ночь в бане перед зеркалом. Тогда он вышел тоже со своей палочкой, в форме, с крылышками на фуражке. «Вот увидишь, уверяли ее подруги, скоро замуж выйдешь за летчика». И она поверила картинке в черном зеркале. Теперь картинка проясняется. Осталось только услышать слова суженого, он позовет ее с собой в большую и красивую жизнь. Он здесь! Он рядом с нею! Вот сейчас он скажет эти заветные слова.

— Я уж и забыл, когда мне было восемнадцать, — заговорил с усмешкой тот, который суженый, с которым хоть под венец, хоть на каторгу в сибирские рудники. — Помню, как с другом, тоже курсантом, пошли в первое увольнение, встретили девушек, ели вместе мороженое, а потом они убежали от нас.

— Почему? — удивилась Валя.

— Не знаю, — пожал плечами Николай. — Сам не пойму до сих пор. Может, у них были уже парни. Да мы и не настаивали на встрече. Не знаю.

— А друг где теперь? Он женился?

— Да, на моей сестре. У них уже двое детей. Мальчик и девочка. По классике.

— Вы вместе живете?

— Нет. После училища разлетелись в разные стороны, как в песне: я — на Дальний Восток, он — на Север.

— А что у вас с ногой? Авария? — спросила Валя, сменив резко тему разговора.

— Да. Почти, — и Николаю вспомнился тот злополучный день, когда их дежурную пару подняли на перехват самолета-нарушителя границы. Их с земли навели на цель, а скоро и сами увидели американский самолет-разведчик. Шел он вдоль границы на одиннадцати тысячах, поблескивая на солнце остеклением кабин и иллюминаторов. Сблизившись, взяли его в «клещи», просигналили о необходимости отойти от границы на допустимое расстояние. Самолет продолжал идти прежним курсом, не реагируя на сигналы. Тогда Николай сманеврировал таким образом, что оказался перед самой кабиной нарушителя, в считанных метрах от него. Ведомый шел справа, готовый в любой момент нажать гашетку пуска ракет. Разведчик отвалил от границы. С земли приказали довести его до безымянного острова, потом вернуться на свой аэродром. Погрозили на прощание кулаком летчикам самолета-разведчика с такими словами: «Допрыгаешься, дядя Сэм, доиграешься, придет наше время, удирать будешь без оглядки!» Стали на обратный курс. Уже заходя на посадку, самолет Николая натолкнулся на стаю уток, которым другого времени не нашлось, чтобы пересечь поле аэродрома. Двигатели захлебнулись. На двухстах метрах Николай катапультировался. Самолет, врезавшись в скалы, взорвался. Приземление на скалистый выступ обошлось ему переломом кости голени. Нога срослась быстро и удачно, но сестра травматологического отделения во время разработки суставов превысила усилия, и нога снова отвалилась. Собрали, склеили, заложили в гипс, костыли и боль, вскрыли гипс, нога срослась криво. Поломали, склеили заново, гипс, кости срастаться не хотят. Лечение, упражнения, ожидания… Сняли гипс, подлечили, отправили в санаторий с категоричным наказом: Боже упаси делать то, то и то; Боже упаси не делать это и это!

— А что случилось?

Глядя в испуганные огромные черные глаза Вали, Николай не мог не рассмеяться.

— Ничего страшного не случилось, — сказал он, как говорят за столом об обыденных вещах. — Я катапультировался, выскочил из самолета, — добавил, заметив частое моргание.

— На ходу?

— Нет. Он летел еще.

— А если летел, то зачем выскакивать?

— Он плохо летел. Он даже не летел, а падал.

— Я бы, наверное, не смогла так, — Валя крепко зажмурила глаза, очевидно, представляя себя на месте летчика, покидающего самолет.

— Этому учат.