Мальчик из Уржума. Клаша Сапожкова

— «Умирающий лебедь» Бальмонта. Исполнит студент Казанского университета Пав-лов-ский. У рояля ученица Московской консерватории мадемуазель Фельдман.

Из-за кулис вышла на сцену тоненькая девица в черном тюлевом платье с красными гвоздиками у пояса, а за ней белокурый студент с широкими плечами и задорно закинутой назад головой. Форменный сюртук сидел на нем мешковато, — видно, был с чужого плеча.

Девица подсела к роялю и опустила тоненькие руки на клавиши, а студент шагнул к рампе и, оглядев зал, полный молодежи, начал ровным, сильным, широким голосом:

Над седой равниной моря ветер тучи собирает….

По залу пробежал легкий шорох.

А голос со сцены зазвучал еще сильнее и повелительнее:

Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный.

То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и — тучи слышат радость в смелом крике птицы.

В этом крике — жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике.

Студент на мгновение остановился, и вдруг в ответ ему сверху, с галерки, захлопали.

Чайки стонут перед бурей, — стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей.

И гагары тоже стонут, — им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни: гром ударов их пугает…

Кто-то, пригнувшись, испуганно и торопливо пробежал через зал…

Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах…

Из ложи полицеймейстера раздался хриплый окрик:

— Занавес! Прекратить безобразие!

Толстый лупоглазый полицеймейстер стоял, перегнувшись через барьер, и махал кому-то в дверях белой перчаткой.

Публика соскочила со своих мест и бросилась к рампе. Раздались свистки, взволнованный звон шпор, но занавес не опускался. А студент, стоя уже на самом краю рампы, читал полным, сильным голосом, покрывающим весь шум в зале, стихи Максима Горького — «Буревестник»:

— Буря! Скоро грянет буря!

Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы:

— Пусть сильнее грянет буря!..

В задних рядах десятки молодых голосов подхватили последние слова:

— Пусть сильнее грянет буря!

Занавес медленно опустился. Публика повалила к выходу. Помятый в толпе школьный надзиратель Макаров робко пробирался в раздевалку, когда мимо него по лестнице, весело перепрыгивая через ступеньки, пробежали три ученика Казанского промышленного училища — Костриков, Асеев и Яковлев.

Прямо из театра Сергей отправился в Державинский сквер на условленное свидание. Домой он вернулся поздно.

…На следующее утро, как всегда, товарищи отправились в училище. Асеев и Яковлев задержались в шинельной, а Сергей, с чертежами под мышкой, пошел в класс. У дверей его встретил надзиратель Макаров.

— Костриков, — сказал он спокойно и даже как будто лениво, — будьте любезны проследовать в карцер.

В карцере, темной длинной комнате, похожей на тупик коридора, было холодно и пахло плесенью. Через пять минут туда привели и Асеева, и Яковлева. Не успел надзиратель повернуть в замочной скважине ключ, как Яковлев запел:

Привет тебе, приют священный…

В карцере товарищи должны были просидеть ни много ни мало — двенадцать часов подряд: с восьми утра до восьми вечера.

Они решили не скучать.

Сперва барабанили ногами в дверь, выбивая дробь, потом боролись, потом пробовали даже играть в чехарду, а под конец начали петь песни:

Сижу за решеткой в темнице сырой,Вскормленный в неволе орел молодой…

Никто им не мешал. За мрачной дверью карцера, в коридоре, было тихо, словно все школьные надзиратели вымерли.

К вечеру, когда в мастерских и лабораториях уже кончились занятия, узников освободили и предложили не являться в училище — впредь до особого распоряжения.

А на другой день по училищу поползли слухи, что Кострикова, Асеева и Яковлева исключают. После звонка на большую перемену по длинным мрачным коридорам взволнованно забегали ученики.

— В актовый зал… Все в актовый зал!

— Директора! Инспектора!

— Отменить исключение!

— Оставить в училище Кострикова, Асеева и Яковлева!..

Школьное начальство засуетилось. Никогда еще не было в училище подобной истории. С трудом загоняя учеников из коридора в классы, хватая их за куртки, перепуганные надзиратели повторяли скороговоркой: