Мальчик из Уржума. Клаша Сапожкова

— «Катя, Катя»! А кто она, твоя Катя? Тоже крученая, той же веры. Им всю жизнь на свой манер повернуть надо, тогда успокоятся. Добились своего, царя с престола согнали! Так еще, видно, все не по-ихнему!

Дуня встала и сердито отпихнула ногой табуретку. Она не понимала Семена, но по-своему любила и жалела брата, который был моложе ее на двенадцать лет. Сейчас ей было особенно боязно за отчаянного Сеньку. Убить его могут немцы каждую минуту, а он еще такую глупость надумал! Да разве это мыслимое дело! Против начальства винтовки повернуть. «Ишь ты какой ловкий! А как они против тебя — пушки? Тогда что запоешь? Господи, образумь ты его, дурака непокорного», — вздохнула Дуня и снова принялась за стирку.

Клаша вытащила из-под кровати маленькую плетеную корзинку. На дне корзинки хранилась коробка из-под печенья «Эйнем», в которой лежали дядины письма и тряпичная самодельная кукла Мотька с бусинками вместо глаз.

Клаша сунула письмо в корзинку и задвинула ее обратно под кровать.

В кухню вошла барыня, Вера Аркадьевна, полная румяная блондинка. Видно, она только что отдыхала. Светлые волосы, зачесанные кверху, были растрепаны. Вера Аркадьевна зябко куталась в большой пуховый платок. Опа была ровесница Дуни, но выглядела лет на десять ее моложе.

— Дуня, хлеб получила? — спросила Вера Аркадьевна.

— Получила. Ой, Вера Аркадьевна, что сегодня опять в булочной было! Стекла в окнах выбили, хозяина чуть не убили. Бабы-то больше мужиков в драку лезут! Керенского больно ругают, говорят: он во всем виноват. Хлеба — и того не…

— А желатину купила? — перебила барыня Дуню.

Дуня в ответ только махнула рукой.

— Сегодня, барыня, солдат какой-то на всю улицу кричал, что господа для себя переворот сделали. Грозил: подождите, рабочие скоро заново революцию сделают, настоящую!

— Ну, мало ли какие глупости может говорить пьяный или сумасшедший.

Вера Аркадьевна повернулась к Клаше:

— Ты пообедала?

— Нет еще.

— Пообедаешь — поезжай к Анне Петровне за моим черным суконным платьем. Кстати, милая, захвати и Надюшину блузочку.

— Она мигом скатает, — вмешалась Дуня.

— Ну вот и отлично. У тебя, Дуня, кажется, двугривенный остался сдачи? Дай его Клаше на трамвай.

Вера Аркадьевна постояла еще с минуту посреди кухни, оглядела стены, точно видела их впервые, зевнула и, поправив пышную прическу, не спеша вышла из кухни.

— Вот человек — ангел, никогда грубого слова не скажет.

— Ангел, только не летает, — буркнула Клаша.

— Замолчи, бессовестная! Услышит. Ведь на ее деньги учишься.

— «Учусь, учусь»! — обозлилась Клаша.

И далось же им это ученье! Мать барина, Мария Федоровна, так та всем уши прожужжала, что это глупая затея и лишний расход — учить кухаркину племянницу в прогимназии.

Правда, на Марию Федоровну никто не угодит, она старуха злая и привередливая. Она даже полковому священнику, старику с бородавкой на щеке, замечания в церкви делала.

Вера Аркадьевна, та никогда и никого не попрекает, но при удобном случае не прочь рассказать, почему Клаша учится на ее счет. Восемь лет назад единственная дочка Веры Аркадьевны, Надюша, заболела крупозным воспалением легких. Думали, что она не выживет, но девочка стала поправляться. Доктор Светланов, друг их семьи, посоветовал увезти Надюшу в деревню попить парного молока. Вера Аркадьевна послушалась доктора и уехала с дочкой в деревню Чумилино, за двести верст от Москвы. На свежем воздухе Надюша поправилась, загорела, потолстела. Довольная Вера Аркадьевна чуть не ежедневно писала доктору длинные благодарственные письма. Все шло хорошо, но в одно жаркое июльское утро случилась беда. Как обычно, Вера Аркадьевна с дочкой купались в реке около разрушенной мельницы. Сильно припекало солнце, и вода была такой теплой, точно ее наполовину разбавили кипятком. Надя заплыла на середину реки и только хотела плыть к берегу, как начала тонуть.

Не умея плавать, Вера Аркадьевна бестолково топталась у берега, крича и размахивая руками. В это утро, как нарочно, на реке не было ни души. Даже деревенские ребятишки и те убежали на покос. Помощи ждать было неоткуда. И вдруг из-за кустов с противоположного берега в воду бросилась какая-то деревенская баба в розовой кофте и вытащила Надю.

Не помня себя от радости, Вера Аркадьевна тут же поклялась отблагодарить эту женщину. Узнав, что Дуня — так звали спасительницу — живет в большой нужде, Вера Аркадьевна забрала ее в город прислугой, а вместе с ней и шестилетнюю Клашу, круглую сироту. Спустя пять лет Вера Аркадьевна «за послушный и услужливый Дунин характер» на свой счет отдала ее племянницу Клашу в прогимназию.

Все, кто ни слышал эту историю, восхищались Верой Аркадьевной.

— Ах, милая, вы удивительный человек, у вас золотое сердце! — говорили знакомые дамы.

Вера Аркадьевна слушала, и ей было очень приятно сознавать себя благодетельницей. Это «благодеяние» ей ничего не стоило. Даже наоборот: в Дуне она нашла услужливую, безропотную и глуповатую прислугу, о которой давно мечтала. Дуню не нужно было отпускать по воскресеньям из дому, как избалованных городских прислуг, которые долго в доме у Зуевых не заживались.