Мальчик из Уржума. Клаша Сапожкова

— Ну, теперь пойдем, Клаша, — сказала Катя, входя в комнату.

В руках у нее было знакомое серое одеяло, перевязанное крест-накрест бечевкой.

— Кому одеяло несешь? — не вытерпела Клаша.

— Варе. К ней из Кронштадта брат приехал.

— Брат? — переспросила Клаша.

Ткачиху Варю Филиппову, Катину подругу, Клаша знала хорошо. Это была красивая белокурая девушка, с такой длинной косой, что прохожие всегда на нее оглядывались.

«Наверное и брат у Варьки такой же красивый. Обязательно напишу дяде».

Клаша, обиженная и надутая, шла рядом с Катей. Та молча несла сверток. Сверток был тяжелый, — он сильно оттягивал Кате руку. Катя шла быстро, почти бежала; белый вязаный платок сбился у нее на затылке.

Не доходя до Пресненской заставы, она остановилась передохнуть. У ворот дома была скамейка. Катя положила сверток на скамейку и стала поправлять платок и растрепавшиеся волосы.

Клаша схватила сверток и приподняла его. Сверток был тяжелый, точно в нем лежала добрая дюжина кирпичей.

— Положи на место! — сердито сказала Катя.

— Я помочь хотела, — соврала Клаша.

Катя взяла сверток и пошла вперед.

— Я тебя не просила.

У Пресненской заставы на большой квадратной площади, неподалеку от водонапорной башни, был конец трамвайной линии.

Как только Катя и Клаша появились на углу площади, со стороны Зоологического сада показался трамвай номер 22.

— Беги скорей! Вон твой номер идет, — сказала Катя.

— Успею.

Трамвай, замедляя ход, заворачивал на трамвайное кольцо. С задней площадки прицепного вагона на ходу выскочил высокий солдат в серой папахе, с вещевым мешком за плечами и с маленькой плетеной корзинкой в руке. Солдат прыгнул неудачно. Он споткнулся и упал на колено. Плетеная корзинка отлетела в сторону.

— Тьфу, черт, сам под колеса лезет! — громко выругалась Катя.

Солдат поднял корзинку и торопливо зашагал в их сторону. Он был высокий, худой и шел, слегка прихрамывая, — быть может, был ранен, а может быть, ушиб ногу, прыгая с трамвая. Мокрая грязная шинель его обвисла; он был такой, как все солдаты, что возвращались с фронта и которых не раз видела Клаша. Но с каждым шагом он становился таким знакомым, таким своим, что Клаша обомлела. И сдвинутая назад папаха, и манера ходить, выпятив левое плечо вперед, — все было знакомо.

— Дядя Сень! — закричала Клаша на всю площадь высоким дрожащим голосом и, подбежав к дяде, повисла на его руке.

— Клаша? Ты откуда взялась?

— У Кати была. Она…

Но дядя Семен уже не слушал Клашу. Он весь засиял, заулыбался и рванулся навстречу Кате. Она была все такая же: маленькая, полная и краснощекая. И так же, по-смешному сощурив глаза, глядела снизу вверх на его бледное бородатое лицо.

— Ой, Сеня, как ты похудел! — тихо сказала она.

— Были бы кости, а мясо нарастет, — улыбнулся Семен, — А ты куда уезжаешь?

— Я не уезжаю, а иду сейчас… — Катя, не договорив, привстала на цыпочки и что-то шепнула Семену на ухо.

— Вот оно что! Тогда пойдем вместе. Я им тоже гостинцы привез.

Семен отдал Кате свою маленькую плетеную корзинку, а сам взял сверток с одеялом.

— Поезжай, племяша, домой, скажи Дуне, что я завтра вечерком забегу.

Дядя Семен ласково потрепал Клашу по плечу, и они с Катей сразу же быстро пошли через площадь к Трехгорному переулку, где была фабрика.

Клаша стояла и, недоумевая, глядела им вслед. «Зачем они к Прохоровке пошли, ведь Варька совсем в другой стороне живет… И кому же это он гостинцы привез?.. Нет, здесь что-то не то!»

Клаша тихонько побрела к остановке, нехотя влезла в пустой трамвай и села на любимое место у окошка.

Трамвай тотчас же тронулся. Из окна Клаша увидела, как по освещенной улице, по Большой Пресне, торопливо шли дядя Семен и Катя.

Дядя Семен широко шагал, держа под мышкой серый сверток. А рядом с ним, стараясь попасть в ногу, бежала вприпрыжку Катя. Она что-то горячо рассказывала дяде и размахивала корзинкой.

Они даже не взглянули на промчавшийся мимо них трамвай, в котором сидела Клаша.

Глава четвертая

На другой день, часов в пять утра, Клашу разбудил звонок на парадном. Спросонок Клаша не сразу поняла, где звонят.

За окном была ночь. Клаша чиркнула спичку. Рядом на кровати, раскинув руки в стороны и открыв рот, крепко спала тетка. В кухне было темно и тихо. Из крана в раковину капала вода. Клаша решила, что звонок ей почудился. Но на парадном снова зазвонили. Кто-то звонил настойчиво и нетерпеливо. И тут Клаша вспомнила, что сегодня, 25 октября, день рождения Веры Аркадьевны. Каждый год в этот день почтальоны с утра приносят поздравительные телеграммы.

Клаша накинула на плечи старую теткину шаль и, шлепая босыми ногами, побежала открывать дверь.

— Кто там? — спросила Клаша.

— Свои, свои, открывай! — послышалось из-за дверей.

Голос был мужской, хриплый, словно простуженный, и незнакомый.

Клаша открыла дверь на цепочку, как учила ее тетка. Из-за полуоткрытой двери на нее пахнуло холодком. В полумраке на площадке лестницы она увидела самого хозяина — полковника Зуева, Юрия Николаевича.

— Это я, открой, — сказал Зуев.