Она впустила Юрия Николаевича в переднюю и заперла за ним дверь. Полковник был без чемодана, его офицерская шинель защитного цвета была измята, точно на ней спали.
Но сам Юрий Николаевич изменился мало. Разве только похудел да был плохо выбрит.
— Иди, девочка, ложись, я разбужу Веру Аркадьевну.
Он снял шинель, поправил френч, причесал перед зеркалом седеющие редкие волосы и, осторожно ступая, пошел к дверям спальни.
Клаша побежала в кухню. На кровати, опершись локтем на подушку, приподнялась Дуня.
— Кто там? — спросила она сонным голосом.
— Хозяин приехал, Юрий Николаевич, — сказала Клаша.
— Господи Иисусе, надо поскорее самовар ставить, — заволновалась тетка и начала одеваться.
В кухню, распахнув дверь настежь, вошла Вера Аркадьевна в голубом нарядном капоте, отороченном белым пухом. У нее было радостное и заплаканное лицо.
— Дуня, милая, пошевеливайся скорей. Юрий Николаевич вернулся. Боже мой, какая радость! Какая радость! Сегодня мой день рождения, и он приехал.
— Недаром вам вчера, Вера Аркадьевна, на картах неожиданность выходила, — сказала Дуня.
— Боже мой! Приехал такой грязный, измученный, — говорила Вера Аркадьевна, не слушая Дуню. — Сделай поскорей ванну и приготовь чай. Что у нас после ужина осталось?
— Макароны, мясо холодное есть, — сказала Дуня.
— Ну вот и отлично, свари еще пяток яиц, только поскорей, Дуня. Знаешь, всмятку, как Юрий Николаевич любит.
Вера Аркадьевна зябко запахнула капот и выбежала из кухни.
— Рада без памяти, ишь как запрыгала! — усмехнулась вслед Дуня.
Из столовой доносились звон посуды и стук ножей. Вера Аркадьевна, не дожидаясь Дуни, сама накрывала на стол.
Из комнаты, где жила старая барыня, неумолчно трещал звонок.
— Клаша, беги скорей! Что ее там прорвало! — закричала тетка.
В кухню влетела растрепанная Надя, завернувшись, как шалью, в желтое атласное одеяло. На босых ее ногах были ночные шлепанцы.
— Дуня, Клаша, где махровое полотенце? Папочка умывается!
Из ванной комнаты слышались пофыркиванье, плеск воды и хриплый голос полковника Зуева.
25 октября, день рождения Веры Аркадьевны, праздновался в доме Зуевых ежегодно. Клаша в этот день то и дело бегала открывать двери. Кроме обычных поздравительных телеграмм, посыльные в красных шапках приносили закутанные в бумагу огромные корзины цветов и торты в круглых картонных коробках. Вечером, часам к девяти, собирались гости. Входили в меховых шубках дамы; их головы были закутаны газовыми легкими шарфами, чтобы не смять завитых причесок. Звеня шпорами, входили вместе с ними военные. Просторная передняя с дубовой вешалкой и высоким зеркалом в углу наполнялась шумом, смехом, запахом духов. В гостиной несмолкаемо гремел рояль; в доме было светло, тепло, уютно. В столовой был накрыт стол на двадцать пять персон. Стол был заставлен винами и дорогими закусками от Елисеева. Нарядная, оживленная Вера Аркадьевна вместе с мужем радушно встречала гостей.
Но за время войны с каждым годом все скромнее и тише праздновался день рождения Веры Аркадьевны.
Дамы приходили уже не в таких роскошных туалетах, как прежде; на многих были сестринские косынки, а иные были в трауре. Уменьшилось количество поздравительных телеграмм, тортов и цветочных корзин.
А в этом году было хуже, чем когда-либо: не принесли ни одной корзины цветов, ни одного торта. Получили только три телеграммы, да и то одна из них была на имя полковника.
Сам полковник, закрывшись в кабинете, долго разговаривал по телефону и гневно на кого-то кричал. Не дождавшись обеда, он вдруг собрался и уехал.
В шесть часов вечера в доме Зуевых начали готовиться к приему гостей. Дуня накрыла на стол, но ни гости, ни сам полковник не являлись. Вера Аркадьевна ходила из комнаты в комнату, поминутно глядела на часы и вздрагивала от каждого телефонного звонка. Дуня в синем праздничном платье, в белом накрахмаленном фартуке сидела на кухне в ожидании гостей.
Гости начали собираться в восемь часов вечера. Первым пришел капитан Козлов — маленького роста человек с тоненькими ножками и с огромной черной холеной бородой. За капитаном явились красивый полковник Бульбаш с выбритым лицом и высокий худой поручик Кадаманов, напудренный, как женщина, и даже с браслетом на руке. Следом за ними приехал сам полковник Зуев, а с ним багрово-красный незнакомый генерал. Огромный, неповоротливый, как слон, генерал сам никак не мог раздеться. Клаша еле стащила с него шинель и глубокие резиновые калоши, и он прошел с полковником Зуевым в его кабинет.
Тотчас же туда прошли полковник Бульбаш с Кадамановым и капитан Козлов.
А гости все прибывали и прибывали. Многих Клаша знала в лицо; это были офицеры Алексеевского и Александровского юнкерских училищ; они бывали и раньше в доме Зуевых. Но некоторых Клаша видела впервые. Все они торопливо снимали шинели, приглаживали волосы и, на ходу поправляя шашки, проходили прямо в кабинет полковника. К девяти часам тяжелая дубовая вешалка была сплошь завешана офицерскими шинелями. И когда, наконец, приехал поручик Скавронский, Клаше пришлось положить его шинель на сундук в коридоре.