Клаша сидела в передней и удивлялась: никогда еще в доме Зуевых так странно не праздновали день рождения Веры Аркадьевны. Дамы — в столовой. Мужчины закрылись в кабинете. И только когда большие стенные часы пробили половину одиннадцатого, полковник и гости перешли из кабинета в столовую. Вера Аркадьевна тотчас же явилась в переднюю и велела Клаше идти в кабинет — слушать телефонные звонки.
В кабинете полковника — узкой, полутемной комнате — было сильно накурено. Тяжелые кресла были выдвинуты на середину, на круглом столе перед диваном валялись коробки с папиросами, стояли недопитые бутылки с нарзаном.
На письменном столе полковника лежал большой белый лист бумаги. Клаша увидела на нем какой-то странный чертеж, издали похожий на паутину. Она подошла ближе к столу и прочла заголовок на листе: «План города Москвы». Рядом с планом на столе лежало несколько штук отточенных карандашей и свернутая в трубку газета. Клаша только хотела взять газету, как в коридоре раздались чьи-то шаги и в кабинет вошел поручик Скавронский.
— Ах, это вы, Клашета, мамзель а ля фуршета! Ты что здесь делаешь?
— Телефон слушаю.
— Ну, ну, слушай, — снисходительно сказал поручик.
Повертевшись в кабинете, он взял со стола коробку папирос и, насвистывая, вышел из комнаты.
— Дятел длинноносый! — выругалась Клаша.
Она развернула газету и прочла непонятное название: «Социал-демократ».
Газету с таким названием Клаша видела впервые. На первой странице была статья «Петроград и провинция». Статья была подчеркнута синим карандашом. Видно, подчеркнул полковник. Синие восклицательные знаки и вопросы стояли на полях газеты.
Клаша начала читать статью. Статья призывала рабочих быть готовыми в любой момент выступить на помощь Петрограду. Клаша призадумалась.
Почему рабочим надо выступать в любой момент на помощь Петрограду? Что такое случилось в этом городе? Непонятно! Эх, если бы дядя Сеня пришел, он бы сразу рассказал, что к чему. Или Катя. Она сама ткачиха и, конечно, уж знает, кому
Клаша подошла к окну и отдернула штору. За окном была ночь. По стеклу ползли мелкие дождевые капли. Клаша села на подоконник и обхватила руками колени; так сидеть было особенно уютно и тепло.
За стеной было слышно звяканье ножей и вилок, звон посуды, обрывки слов.
Клаша ясно представила себе столовую — большую комнату в три окна: в углу дубовый буфет с резными дверцами, посредине комнаты огромный стол, накрытый ослепительной скатертью, и вокруг стола офицеры.
На хозяйском месте сидит Вера Аркадьевна в синем шелковом платье, отделанном дорогими кружевами, которые Клаша возит два раза в год в чистку к Тушнову на Арбат.
Наверное, уж тетка подала бульон с пирожками. Небось всё съели, — может, даже на всех и не хватит! В этом году пирожки считанные — еле-еле достали белой муки. Вряд ли ей тетка оставила на кухне самый маленький пирожок с мясом. И варенье ее любимое, земляничное, небось всё с чаем выпили. Ну, это дело поправимое, можно в банку из-под варенья налить воды и сделать сладкий сироп.
А Надежда Юрьевна-то как сегодня расфуфырилась: душилась из пузатого флакона французскими духами: говорит, что маленький пузыречек стоит пятьдесят рублей. Наверное, врет. А сам полковник… два ордена нацепил… Станислава и Владимира.
В это время зазвонил телефон. Клаша спрыгнула с подоконника и подбежала к телефону.
— Скажите, это похоронное бюро? — спросил мужской пьяный голос.
— Не туда попал, это квартира! — сердито закричала Клаша и повесила трубку.
Она опять села на подоконник. За стеной по-прежнему звенели стаканы, шумели гости; ей было скучно и захотелось есть.
«Сбегаю-ка на кухню и возьму кусочек хлеба».
Клаша вышла в коридор. Дверь столовой была полуоткрыта. Клаша остановилась в нерешительности.
Как же она прошмыгнет на кухню? Вдруг заметит Вера Аркадьевна, она сидит как раз напротив двери.
В это время, покрывая шум и голоса, чей-то густой бас сказал:
— Господа офицеры! Тише! Сейчас Юрий Николаевич будет говорить.
В столовой сразу стало очень тихо. Клаша осталась за дверью в коридоре.