Но откланяться не вышло. Неловко взмахнув рукой, я задел микрофон. Выскользнув из держателя, он упал с неожиданным грохотом и покатился по полу, и в колонках что-то адски засвистело и завыло – наверно, звукооператор отвлекся или ушел отлить, и некому было выключить звук, – и тотчас же после этого под потолком взорвался перегретый прожектор, и сверху посыпались искры. Когда-то все это уже было, успел я подумать. Пока я так думал, кто-то из публики резво вскарабкался на сцену и подхватил красивый красный огнетушитель – зачем, – удивился я, но тут же струя пены, зашипев, облила меня с ног до головы.
Стало шумно и весело. Кто-то помогал мне спуститься; кто-то лез с расспросами, но я только отмахивался. Пена разъедала глаза. Мало что соображая, я двинулся туда, где, как мне казалось, должна быть дверь с надписью «WC». Не сразу, но я нашел ее. Наощупь включил воду в умывальнике. Протер глаза кулаками и прозрел.
Ультрафиолетовые лампы отвратительно мигали. Мое лицо отражалось в зеркале. Наверно, из-за этого меня стошнило прямо в раковину.
Стало полегче.
– Тошнит от стихов? – сказал кто-то весело.
Я обернулся. В дверях стоял тот очкарик, поэт.
– Это я вас облил из огнетушителя, – сказал он. – Извините.
– Вот оно что, – сказал я. – Своевременно. Да.
– Вы правда поэзию не любите?
– Кое-что понравилось. Про негра.
– Вы тоже хорошо выступали, – признал он. – Только я не всё понял.
– А что непонятно?
– Непонятно, при чем тут Воланд? Это ведь который из Мастера-Маргариты?
– Он у каждого свой, – сказал я.
– У меня никакого нету. И вообще всё это дурь. Вы похожи на нашего препода по литературоведению. Он тоже Булгакова сильно любит, и бухает тоже не по-детски.
Несколько секунд я решал, рассердиться мне или нет. Так и не решил. А поэт тем временем направился к стене, к длинному дизайнерскому писсуару из нержавейки. Утвердился, расстегнул молнию и приступил.
– С вами вообще все плохо, – сказал он, косясь на меня. – С вашим поколением. Вы слишком серьезно все воспринимаете. Напридумывали себе воландов и сами же их боитесь…
Шумный водопад автоматически включился и заструился перед ним. Я даже вздрогнул.
– А чего бояться, – сказал этот парень, посмеиваясь. – Я тут год назад скачивал вашего Булгакова. Для семинара нужно было. Ну, скачал, а там вирус.
– Вирус?
– Ну, точнее нейролингвистический червь. Не слыхали о таких? Они могут прямо в текстовом файле прописываться. В макросах, в речевых конструкциях. Прочитаешь такой текст и вирус подцепишь. А потом уже он сам находит уязвимости в системе. Проникает в мозг… ну, как червяк в яблоко… и сжирает изнутри. У меня даже стихи про это есть… не про вирус, а про яблоко… вот…
Тут он задрал нос к потолку и прочел:
Слушая поэта, я гадал, кто из нас больше переутомился. А он, нимало не стесняясь, одновременно застегивал штаны и продолжал начатую речь:
– И вот ты ходишь, как зомби, фантомы всякие видишь, говоришь с ними… а на самом деле это вирус работает. Этот вот, который в Булгакове, так и назывался: Woland MindСracker. Так я его убил… а заодно и весь архив грохнул. Со всеми текстами. И не пожалел ни разу.
Он подошел к умывальнику. Потянулся к крану, вымыл руки. Водопад в стороне сам собой утих.
– MindCracker, – повторил поэт. – Да вы не заморачивайтесь, его уже много кто словил. Его победить легко. Только антивирус обновляйте почаще.
За ним захлопнулась дверь. Я обернулся. Что-то белело на полу, под дверью туалетной кабинки: лист бумаги, сложенный вчетверо. Должно быть, вывалился у поэта из кармана. Конечно, это были стихи, что же еще:
Ну, да, – вспомнил я. Потом будет про змею на груди. И про скелет в шкафу. И что-то еще, про любовь. И про то, что в будущем все обязательно будет хорошо, особенно если сходить за вином.
Вот я и познакомился с автором. Хотя стихи у него, если сказать честно…
– Дер-рьмо, – прошептал я.
Приступ боли в желудке заставил меня согнуться пополам. Бумажку я выронил. Это все коктейль, подумал я. Мастер и Маргарита, черт их дери обоих.
– Так точно, – услышал я голос. – Настойка цикуты. Любимый напиток поэтов и философов. Изрядно сократил жизнь Сократу.
Воланд бесшумно приблизился. Положил руку мне на плечо, медленно и веско, будто хотел вдавить в пол по плечи.
– Да ты не бойся, чего там, – сказал он. – Это же легко. Умереть – уснуть.
Следующий приступ едва не повалил меня на пол; отдышавшись, на нетвердых ногах я отступил и уперся спиной в умывальник.
– Больно? – поинтересовался Воланд. – Боль пройдет. Взамен придет покой. А вот света традиционно не обещаю.
Лампы под потолком мигали. Мне стало так тяжело, как никогда до этого.