Мамина нелюбовь. Как исцелить скрытые раны от несчастливого детства

Одно из проявлений этого – отсутствие контроля. Я слышала о детях, гуляющих сами по себе вне дома в возрасте двух лет, а чаще в три и в четыре года. Они приходят одни из школы или из магазина на углу, и часто их одних отправляют по делам в таком раннем возрасте, что большинство людей сегодня сочтут это абсолютно неприемлемым или опасным. Когда дантист восьмилетней девочки позвонил ее матери, та подумала, что, должно быть, ребенок плохо себя повел. Она не могла себе представить, что для ребенка такого возраста самостоятельный поход к дантисту может стать огромным потрясением.

Создается впечатление, что некоторым безучастным родителям безразлично (или неинтересно) знать, чем занимаются их дети. Когда Майкл, будучи подростком, говорил своей матери, куда идет или что собирается делать, она отвечала: «Мне все равно».

Детям, особенно подросткам, может нравиться свобода, когда не надо ни перед кем отчитываться, но за все приходится платить. У детей и подростков часто еще не сформировался здравый смысл, ведущий к правильным решениям, и, если их поведение никем не упорядочивается, им кажется, что о них на самом деле никто не заботится. Когда Бобби упал с велосипеда и ему пришлось накладывать швы, мать на короткое время лишила его прогулок. Он заметил, что в действительности был этим очень доволен, потому что впервые в жизни ощутил, что его мать присматривает за ним.

Во многих таких домах члены семьи практически не разговаривают. Существует минимальное количество функционального общения, но не обсуждаются ни занятия ребенка, ни его друзья. Сравните это с родителями, разговаривающими со своими детьми по сути обо всех сферах их жизни, знающими все их взлеты и падения, надежды и страхи, поддерживающими их, когда им не хватает уверенности в себе и отмечающими даже мельчайшие их успехи.

Самоустранение, описанное в этом разделе, – безнадзорность. Это не беспризорность, когда у детей нет еды и крова, это пренебрежение эмоциональными потребностями ребенка. Шрамы, вызванные отсутствием участия и эмоциональной подпитки, значительны.

Жить с безучастной матерью, особенно в сочетании с безучастным или отсутствующим отцом, все равно что быть ребенком и при этом жить самостоятельно.

• В каких областях жизни ваша мать участвовала, а в каких нет?

• Если с вами дома жил отец, копировал ли он это или у него была другая модель?

Невежество

Эти эмоционально отсутствующие матери мне представляются необыкновенно бездумными, невежественными относительно той роли, которую они могли бы играть в ранней и позднейшей проблематике своих детей.

Когда недавно Катрин, пациентка средних лет, поделилась со своей матерью, каким трудным было ее детство, мать ответила: «Если бы мы только знали, каким несчастным ребенком ты была, мы бы отправили тебя лечиться». Возможно, эти слова и могут говорить о некотором чувстве поддержки и заботы, и действительно отражают господствующую ориентацию нашей культуры на проблемы психического здоровья, но они совершенно упускают тот факт, что ребенку было просто необходимо получать больше демонстрации любви (или любых других функций Хорошей Матери). Я думаю, что такие матери не замечают этого потому, что внутри себя они и в самом деле любят своих детей. Они просто не знают, как это показать так, чтобы дети это смогли прочувствовать.

Некуда обратиться за помощью

Все мы знаем, что иногда в мире происходят ужасные вещи и для того, чтобы в этом мире хотелось жить, нам необходимо верить, что есть места, куда мы можем обратиться за помощью.

В разделе «Мать-дом» я описывала мать как то место, где мы всегда можем обрести пристанище, помощь и утешение. Этого явно нельзя сказать о тех, кто недополучил хорошего материнства. Никто из опрошенных мною людей не мог вспомнить моменты, когда они обращались к матери за помощью и удовлетворялись полученной реакцией. Большинство рано научилось ничего не просить. Один мужчина вспоминал, что каждый раз, когда он шел к своей матери с просьбой, она спрашивала: «Зачем тебе это нужно?» Дети таких матерей часто чувствуют, что обращение за помощью принесет им одни неприятности. У них складывалось ощущение, что матерей лучше не беспокоить.

Я заметила тревожную модель поведения: матери иногда не могут реагировать на прямые просьбы о помощи даже своих взрослых детей. У опрошенных мною людей в начале взрослой жизни наступал такой момент, когда их психическое здоровье давало сбой и им требовалась помощь. Наоми была у своей матери, когда ей позвонил ее психиатр. Она закончила говорить и сказала матери: «У меня сильная депрессия. Мне нужна помощь!» Мать ей ответила: «Тебе не нужна помощь. Все, что тебе необходимо, – это горячая ванна». Другая мать, столкнувшись с тем, что ее двадцатидвухлетний сын поделился с ней тем, что посещает психиатра, без единого слова вышла из комнаты.