Мамина улыбка

— Нельзя убить того, кто не родился, — ответил мужчина. — Зато мама и папа счастливы. Думаю, Лили согласилась бы не рождаться, чтобы папа был счастлив.

— Да мы все бы согласились, — вздохнула женщина. — Просто страшно быть убийцей…

— Вы не убийцы, — появилась перед ними маленькая сияющая девочка. — Прошлое нельзя изменить, — объяснила она.

— А как же тогда… — прошептала Роза, страшась того, что все ей только приснилось.

— Вы создали еще один мир, в котором все хорошо, а там… — девочка всхлипнула. — Но вы можете написать себе тамошним письмо, если хотите.

— Письмо… — задумчиво произнес Альбус. — А ведь она права, если нельзя изменить прошлое, значит, можно изменить настоящее, главное — не опускать руки!

— Мы напишем… — улыбнулась Роза, надеясь на то, что и там, в покинутом ими давным-давно мире, все будет хорошо.

Часть 8

Гарри Джеймс Поттер, Главный Аврор, оторопело смотрел в раскрывшийся перед ним пергамент. Проблема была не в том, что письмо появилось из воздуха безо всякого хлопка в блокированном от аппарации кабинете, и даже не в том, чьим почерком и как оно было написано. Пергамент напоминал о призрачном вокзале, будучи таким же призрачным… А вот само письмо… То, что его писал он сам, мужчина понял сразу, дело было даже не в почерке, а в попытке объяснить, убедить… Себя самого?

«Гермиона, конечно же, сразу догадалась, ведь Роза смотрела на нее, как на святую, да и сразу же переменившийся Рон…»

Письмо живописало подвиг двоих детей, готовых на все ради того, чтобы родные люди были счастливы. Гарри забыл о том, что дети видят все, и, принеся себя в жертву им, он не спросил детей, как когда-то не спрашивали его.

«И когда я увидел эти глаза, эту улыбку…»

По щеке аврора покатилась слеза. Это письмо писал точно он, потому что Рон никогда не смог бы описать, какая на самом деле Гермиона. Его любовь… Но вот дальше…

«Поттеры в неволе не размножаются. Чтобы твои дети родились, ты должен любить свою жену».

Это было откровение, потому что означало, что дети не от него. Но Гарри был не способен предать доверившихся ему. Сообразив, что Альбус точно знал и, несмотря на это, был готов на то, что сделал, мужчина кое-что понял.

«Гермиона бьет Розу, срываясь на ней, я думаю, что Рон…»

Да, Гарри замечал симптомы, но так и не решился лезть, потому что старая подруга держала всех на расстоянии.

Пользуясь вечером трудового дня, Главный Аврор запер кабинет изнутри. Он сидел, цедил из стакана крепкий алкоголь и вспоминал, читая при этом строки письма от себя же, но из совсем другого мира. Письмо пришло из мира, где они с Гермионой были вместе и счастливы… Из мира, которого не могло быть… Или все-таки могло? Зная, что Министр работает до глубокой ночи, Гарри решительно встал…

***

Гермиона Джин Грейнджер-Уизли смотрела в пергамент. Она была ошарашена не только тем, как письмо появилось в ее кабинете, но и тем, что взять пергамент в руки женщина не смогла. Письмо было призрачным и написано совершенно точно ею самой, только более молодой версией. Министр Магии Великобритании читала строки, понимая, что все, просто абсолютно все могло бы быть иначе. Она сама не замечала, как по лицу текут слезы…

«Конечно же, я сразу увидела, как Джинни смотрит на меня… Что же ты за дрянь! Как можно вымещать на детях свою ущемлённую дверью гордыню, жизненную неудовлетворённость, какие-то обиды?! Это же дети! Амбиции сраные свои поставить выше тех, кто любит тебя так, что готов ради твоей улыбки разрушить целый мир?! Да ты озверела совсем, выдра недощипанная! Нельзя бить детей! Нельзя!!! Даже тот факт, что тебя драли за любую ошибку, не дает тебе права бить детей, дура закомплексованная!»

Женщина плакала. В первый момент, поймав себя на мысли, «что эта мерзавка опять натворила?», миссис Уизли, как ее называли для краткости, опуская «грязнокровную» фамилию, читала о том, как Роза ее любит, как готова на все ради ее улыбки, ради маминого счастья, и слезы капали на рабочий стол Министра. Выволочка, сделанная самой себе, больно ударила женщину. Через несколько минут, дочитывая письмо, Гермиона, запечатавшая дверь, уже рыдала.

«Розочка, девочка…»