– Именно поэтому, – продолжил Иволгин, – вам, Кондаков, присваивается чин подполковника, поздравляю. Командование группой передаю вам. Независимо от того, какие погоны мы сейчас носим, когда посторонних рядом нет, обращаться друг к другу только с употреблением чина, жестко придерживаясь при этом армейской дисциплины.
На какое-то время в группе воцарилось напряженное, неловкое молчание.
– В самом деле, принимайте, господин подполковник, – пробубнил Перс, обращаясь к Кондакову. – Раз уж сложилась такая ситуация, значит, обстоятельства того требуют.
– Но ведь вам гордыня не позволит подчиняться мне, подполковник Иволгин.
– Теперь мы в одинаковом чине, поэтому…
– Я не о чине-звании говорю – о гордыне.
– Мы зря теряем время, командир. Командуйте, ведите группу.
– На запад?
Иволгин задумался. Он понимал, что именно выбор направления способен расколоть их небольшую группу.
– Предполагаю, что прапорщик Кайманов прав: германцы отходят, красные вскоре будут у Бранденбургских ворот, перейти линию фронта крайне сложно, скорее всего, нас уложат или схватят еще на дальних подступах к ней. Но даже если мы пробьемся, германцам теперь не до нас. Предлагаю уходить на восток, к границам Монголии и Маньчжурии, на даурские земли, где у вас еще остается хоть какой-то шанс. Тем более что смершевцы уверены: вы устремитесь на запад, и выискивать вас станут на этом направлении.
– Вам слово, Перс.
– Как прикажете, господин подполковник. Мне одинаково, где гулять. Могу в группе, могу в одиночку. Но согласен: в Маньчжурию прорваться будет легче, это факт.
Иволгину вдруг вспомнился сержант-пограничник Бураков, которого князь Курбатов превратил в «волка-одиночку»; по характеру своему Перс несомненно принадлежал к «волкам».
– Тогда еще один вопрос, – прервал его раздумья Кондаков. – Вы, лично вы, остаетесь в составе группы? А то напутствовали вы нас как-то так… отстраненно.
– До тех пор пока сочту возможным для себя, – одернул красноармейский китель и принял стойку смирно Иволгин. – Тайком убегать не стану, в любом случае попрощаюсь.
– Расставаться всегда нужно по-человечески. Особенно сейчас, во время войны.
– Признаться, сейчас мне куда легче будет действовать в одиночку. Курбатов захватывал красноармейцев в плен, превращал в убийц-диверсантов, а затем отпускал на свободу. Сдается мне, что я как раз созрел для такого «волка-одиночки», не менее чем Перс.
– Извините, но думаю, что вам в одиночку нельзя, – молвил Перс. – Слишком много размышляете, слишком вдумчиво осмысливаете свою жизнь. Это всегда опасно.
– Я свою слабость знаю, поэтому до поры буду действовать в составе группы.
– Благодарю за внесенную ясность, – на дворянский манер склонил голову Кондаков.
43
В эти предвечерние часы замок Фриденталь напоминал крепость, ворота которой вбирали в себя остатки гарнизона, возвращавшегося после удачно сделанной вылазки.
– Вы хотя бы догадываетесь, что это за подразделения перед вами, полковник Курбатов? – поинтересовался Штубер, выходя вслед за полковником из машины.
– Судя по внешности многих курсантов, они сформированы по национальному признаку.
– Правильно мыслите. Здесь, в этом замке, собрана диверсионная элита многих стран и народов. В том числе и народов, которые пребывают в состоянии войны с рейхом.
– В таком случае возникает подозрение, что Скорцени готовит их не для того, чтобы эти диверсионные ассы погибали в заключительных и уже, по существу, бессмысленных побоищах нынешней войны.
– К счастью, фюрер об этом пока что не догадывается. Да и Скорцени по поводу их целей особо не распространяется. Конечно же многим из них все же придется пройти стажировку еще в боях Второй мировой войны, но готовят их для послевоенных схваток, для действий на территории своих этнических земель.
– Это любопытно.
– Прошу обратить внимание: общебалканский диверсионный взвод, взвод русских монархистов, скандинавская рота «Викинг», взвод Русской Освободительной армии генерала Власова, – по каким-то, лишь ему известным признакам, определял барон фон Штубер подразделения этого «гарнизона». – Отдельный черногорско-македонский взвод, бельгийская рота «Ариец», украинский гетманский взвод «Атаман», белорусский национальный взвод «Белый Орел», рота прибалтийских волонтеров…
Ни одной шутки, ни одного звука в строю, никакого проблеска улыбки. Суровые взгляды, посеревшие от пыли худощавые лица, подтянутые спортивные фигуры, жилистые, впивающиеся в оружейную сталь руки…
Даже беглого взгляда Курбатову было достаточно, чтобы уяснить для себя, что люди эти возвращаются с лесного полигона, на котором проходили основы полевой выучки. И что, не обремененные ни излишним весом, ни крутизной мышц, тела их таили в себе взрывной заряд зрелой мужской силы, надежный запас трудолюбия и непоколебимую веру в избранную цель.
– Новички диверсионного дела в эту обитель риска и азарта, как правило, не попадают, – прокомментировал Штубер, провожая взглядом арьергардный взвод, лишь недавно сформированный из афро-азиатов и названия которого он не знал.
– Это нетрудно предположить.