Маньчжурские стрелки

– Из частей русского казачьего генерала Семенова, расквартированных в Маньчжурии.

– Они все еще расквартированы там?! – искренне удивился Беркут. – В Маньчжурии, которая давно оккупирована Японией?

– Понимаю, что выглядит это странно: русские казаки – в роли союзников извечных врагов России, японцев.

– Это не единственная странность, порожденная нынешней войной. Достаточно вспомнить защитника Москвы генерала Власова, который теперь трепетно ждет аудиенции у Геббельса.

– …И которого сам Гитлер назвал русской свиньей.

– Но, что касается армии атамана Семенова…

– Забытой белоказачьей армии забытого атамана Семенова. Неужели не слышали о такой, обер-лейтенант?

– Ну, почему же, кое-какие сведения доходили.

– Кстати, запомните имя этого белоказачьего диверсанта, – кивнул он в сторону «семеновца», – который прошел тылами красных, от Маньчжурии до линии фронта в Польше. Это полковник Курбатов.

– Думаете, что его имя когда-нибудь понадобится мне?

– Хотя бы любопытства ради, – терпеливо объяснил Штубер. – Тем более что вскоре вы услышите о нем много захватывающего.

– Я? Вряд ли. У нас, армейцев-фронтовиков, другие интересы.

– О нем станут рассказывать даже по Берлинскому радио, – настоял на своем Штубер.

Прозвучал предупредительный гудок паровоза. Стараясь не выдавать своей нервозности, гауптштурмфюрер повернулся к Беркуту боком и движением руки, которую снял с кобуры, предложил провести его к вагону. Беркут тоже оставил кобуру в покое и пошел рядом с ним.

В двух соседних вагонах ехали в основном рядовые и унтер-офицеры, и, судя по тому, что многие из них еще оставались в бинтах, это были те, кого командование поощрило кратковременным отпуском на родину после лечения в госпиталях. Однако офицеры следили, чтобы отпускники не оставляли свои вагоны или в крайнем случае не отходили от них далее чем на три шага.

– Ладно, на всякий случай, постараюсь запомнить вашего протеже, – пожал плечами Беркут, – полковник Курбатов, чье имя возникло при случайном знакомстве с неким гауптштурмфюрером СС на диком лесном полустанке.

– Так, может быть, вы тоже представитесь? – предложил Штубер.

– Мои документы вам мало о чем скажут, – едва заметно ухмыльнулся Беркут.

– Поскольку значащееся в них имя такое же чужое вам, как и где-то добытый вами мундир.

– Вы неудачно шутите, гауптштурмфюрер, – поиграл желваками Беркут.

– Да не нервничайте вы так, обер-лейтенант. Это был всего лишь диверсионный обмен любезностями.

– В данной ситуации нам лучше обоим оставаться предельно сдержанными и столь же предельно вежливыми, – напомнил Беркут случайному, проезжему офицеру СД. – И не делать скоропалительных выводов.

– Вы совершенно правы, коллега. Кстати, как вы оказались в этой польской глуши?

– Воспоминания предлагаю оставить для послевоенных вечеров у камина.

– В таком случае, первая встреча – у меня, в родовом имении. Или, может быть, в вашем… родовом имении, а, обер-лейтенант? – И сколько сарказма выплеснулось на лицо барона фон Штубера, когда он задавал этот вопрос «безлошадному», пролетарскому лейтенанту.

– Все может быть, – деликатно ушел от прямого ответа Беркут.

– Ладно, не тушуйтесь, я всего лишь пошутил. Однако мое приглашение к родовому камину остается в силе.

– Воспользуюсь при первой же возможности.

– А пока что лично меня интригует вот что: почему вы до сих пор не решились задать тот вопрос, который вас очень интересует, обер-лейтенант?

– Какой именно?

– Как звали русского лейтенанта, которого вы невольно напомнили мне?

– Почему вы считаете, что оно должно заинтересовать меня?

– Вы правы: с какой стати?! – улыбнулся барон фон Штубер.

– Где вы встречались с ним? Под Москвой? На Дону, на Волге?

– На Днестре.

– Не впечатляет. Одна из многих славянских рек. Большинство германцев даже не догадываются о существовании таковой. Придумайте более эффектную легенду.

– Просто этот русский офицер запомнился мне еще с июля сорок первого. Лейтенант Громов. Андрей Громов, из рода, если не ошибаюсь, потомственных русских офицеров.

– Вы запоминаете имена всех русских, которых удалось пристрелить? С чего вдруг? Разве что мерещатся их лица?

– Этот каким-то странным образом выжил, – спокойно заметил Штубер, не реагируя на едкое замечание обер-лейтенанта. – Отчаянный был парень, войну встретил комендантом дота «Беркут» Могилевско-Ямпольского укрепрайона. Затем партизанил под кличкой «Беркут», которую взял по наименованию дота.

– И это все воспоминания, с которыми вы отбываете из России в Германию? – насмешливо поинтересовался Беркут. – Многие другие увозят оттуда рассказы о подвигах и фотографии славянских красавиц.

– Каждый увозит то, что способен увезти. Со мной же остается то, что станет страницами книги «Психология Второй мировой войны».

Хвост предыдущего эшелона уже скрылся за поворотом. Вновь раздался гудок паровоза того эшелона, в котором ехал барон фон Штубер.

Понимая, что у него остаются секунды для того, чтобы завершить эту странную, самим богом войны ниспосланную встречу, барон, уже сливаясь с группой толпящихся у подножки офицеров, крикнул: