Дуло пистолета вплотную было прижато к телу, с легким надавливанием, что исключило оглушительность выстрела, слегка сгладив выходящий из небольшого отверстия громкий, при обычных обстоятельствах оглушительный, звук; бандит делал это умышлено, повинуясь наработанной за долгую преступную деятельность привычке, хотя, если сказать честно, наступление каких-то последствий заботило его в этот момент меньше всего: он настолько уже вошел в раж, что шел к своей цели, не заостряя на своих действиях большого внимания – и только долгая криминальная практика и врожденный интеллект не позволяли ему пока совершать серьезных ошибок, могущих вывести на его след полицейских, ведь, как бы вроде на первый взгляд и не могло показаться, что он склонен бездумно совершать преступления, но тем не менее всегда его не оставляла мысль, что необходимо все за собой «подчистить» и сделать это по возможности как можно более тщательнее. Вот и сейчас, только лишив противника реальной способности активно сопротивляться, пока он падал, хватаясь за поврежденное место, предводитель преступного синдиката, несомненно для пущей верности, ударил его рукояткой в лобную часть, после чего злорадно улыбнулся и, на ходу бросив: «Буйвол займись им как следует; знаю – не убьешь, потому и доверяю», заспешил во внутреннюю часть небольшой, но довольно прочной постройки. Через несколько секунд он появился обратно, держа в руках небольшую подушку и, ни слова не говоря, приставил ее вместе с пистолетом к голове «обезноженного» десантника, да так, чтобы она располагалась между черепной коробкой и дулом, после чего произвел, как он предполагал, последний выстрел, способный закончить жизнь этого некогда отважного человека.
Однако, следуя своему необузданному характеру, Вацек не учел одно немаловажное обстоятельство: отставному прапорщику приходилось бывать в переделках и гораздо более худших, поэтому перед самым моментом, когда главарь криминального клана осуществил нажатие спускового крючка, Арсений Денисович сумел лишь немного отклонить в сторону голову, что вместе с тем позволило ему избежать смертоносного разрушения черепной коробки; пуля же прошла вскользь, обдирая поросшую волосами кожу и оторвав левое ухо. Между тем такая непростительная оплошность преступного «авторитета» предоставила бывшему десантнику возможность вцепиться обеими руками в вороненную сталь наставленного на него опаснейшего предмета и начать проводить прием по перехвату оружия; завязалась борьба, в ходе которой было уже ни до осторожности и не до каких-то там церемоний. Оглушительность бесцельной пальбы, не достигающей своей цели, с одной стороны, разорвала ивановское небо тревожным звуком, с другой же, ясно дала понять, что бандит осознает явное силовое преимущество своего противника и стремится как можно быстрее разрядить магазин своего пистолета, чтобы он в следующую секунду не обратился против уже него самого.
– Буйвол! – орал он срывавшимся от волнения голосом, словно молодой верезжащий в ярости кабаненок. – Чего стоишь, будто бы пень трухлявый?! Видишь: у меня не получается одолеть этого обезумившего верзилу! Давай помогай: у меня одного «сломать» его не получится!
Копылин, глядя на эту необычную ситуацию, когда лежащий на голой земле раненый человек так отважно борется за свою жизнь и за безопасность своих домочадцев, мысленно проникся к нему уважением и теперь стоял и в нерешительности раздумывал, стоит ли помогать своему, уже без сомнения бывшему, другу убивать этого, в сущности, смелого и отчаянного противника; однако злобные выкрики безжалостного преступника вернули Ивана к суровой действительности и «включили» в его мозгу привычное раболепие, заставив подчиняться несправедливому приказанию.