Женщина выглядела гораздо крупнее тщедушного Вацека, но сокрушительное воздействие на ее черепную коробку смогло полностью парализовать волю этой, в принципе, достаточно сильной представительницы прекрасного пола, и она несколько раз «послушно» проследовала своим лицом за четкими и направленными движениями безжалостного бандита. Когда он закончил эту бесславную, но достаточно действенную меру, физиономия руководительницы детской организации выглядела ужасно: правая бровь была рассечена и сочилась тоненькой струйкой крови; некогда красивый нос был смят в небольшую картошку и изрыгал из себя кровавую жидкость; под оба глаза мгновенно подплыл синюшный кровоподтек; верхняя часть левой скулы выделялась чернеющей гематомой. Ноги Поликарповой подкосились, и она безвольно плюхнулась на пол, сделав это потому, что в самый момент ее падения беспринципный преступник, поддавшись своей зловредной натуре, тычковым движением своей недавно раненой ноги оттолкнул из-под нее мягкое кресло. Бандит, конечно, почувствовал неприятные ощущения, болезненно отозвавшиеся в поврежденной конечности, однако вел себя так, словно бы они нисколько не волновали этого, вошедшего в раж человека, непременно пытавшегося как можно больше «растоптать» своего противника и любыми путями добиться поставленной цели.
Зинаида Матвеевна, первый раз в своей долгой жизни подвергшаяся таким ужаснейшим испытаниям, сидела на полу, словно потерянная, руками размазывая по коже кровь, давно перемешавшуюся с слезами; любой, даже самый выносливый мужчина, после таких невероятных испытаний, выпавших в эту минуту на долю представительницы, как ни говори, но все-таки слабого пола, вряд ли остался бы способен и дальше мыслить разумно, а действовать адекватно; перед глазами женщины все плыло и кружилось, и окажись она чуть нежнее, то давно бы потеряла сознание, однако закаленная жизненными невзгодами и постоянным наблюдением за сломанными человеческими судьбами, случавшимися с ее подопечными практически с самого их рождения, Поликарпова смогла воспитать в себе сильный характер и непреклонную волю, которые, что ни говори, в этот момент были все-таки сломлены. Она была оглушена, и словно откуда-то издалека до нее доносился злобный крик безжалостного бандита, склонившегося к ее окровавленному лицу и изрыгавшему на нее из своей, без прикрас говоря, вонючей пасти брызгающие слюни и неприятные запахи.
– Говори, «сука», где ты хранишь эти сведения?! – орал он охрипшим от возбуждения голосом. – Говори, или я продолжу тебя пытать, пока ты, «шалава», не сдохнешь!
– Но?.. – машинально пыталась возражать заведующая «Домом ребенка». – Прошло так много времени, и все подобные сведения уже давно хранятся в архиве, а чтобы достать их оттуда, понадобиться какое-то время. Вы меня хоть убивайте…
– В этом ты можешь не сомневаться! – продолжал вопить главарь преступного синдиката, словно бы его в этот момент безжалостно резали. – Ты меня, мерзкая «сучка», дураком, что ли, считаешь? Всю такую информацию вас заставили перенести в компьютеры, и ты ее можешь предоставить мне одним нажатием кнопки!
Чтобы придать своим словам еще большой убедительности, Вацек размашистым движением, наотмашь, ударил женщину по лицу рукояткой своего пистолета, рассекая ей уже начинавшую морщиниться кожу и добавляя еще одну кровавую рану; Поликарпова вынужденно закашляла, так как повреждение получали не только верхние участки ее исстрадавшегося женского тела, но и внутренняя слизистая оболочка, которая, сочась, постепенно наполняла солоноватой жидкостью всю внутреннюю часть ротовой полости и начинала устремляться в гортань, а дальше в трахею.
– Хватит, пожалуйста, хватит, – взмолилась измученная руководительница детского учреждения, которой приходилось терпеть не прекращающееся жестокое избиение, – я все сейчас покажу.
– Буйвол, – обратился уставший преступник к своему преданному сообщнику, к этому моменту уже положившему на пол не представлявшие больше никакого интереса бездыханные трупы и наблюдавшему за происходящим, оставаясь на небольшом отдалении и не заходя при этом внутрь служебного помещения, – помоги ей подняться да проследи, чтобы она нажимала обязательно на нужные кнопки и ничего особо там не хитрила: я что-то устал от ее непонятливой твердолобости и боюсь, что зайдусь душой и тогда…