Манящая корона

Аккуратно и в строгом соответствии с тайным знанием было проделано все, что непосредственно предшествует ритуалу. Запертая комната с наглухо занавешенными окнами осветилась волшебным светом магического шара, пальцы свисавшей правой руки коснулись кусочка угля на пергаменте, прозвучали ответы: «Готова!», «Даю!», «Знаю!», «Клянусь!». Когда же напряженный, как перетянутая струна, Кайенн произнес: «Смотри и говори!», девушка внезапно вздрогнула всем телом, а ее глаза так широко раскрылись, что чуть не вылезли из орбит:

– Ах!

– Что тебе открылось, сестра? – тут же спросил Кайенн, невероятным усилием воли подавивший естественный отцовский инстинкт, который чуть не заставил его подскочить к своему ребенку, прервав ритуал Ясновидения.

– Какая сила! Какая мощь! Какой глубокий ум! Это что-то невероятное!

– О чем ты говоришь, сестра?

– Я вижу человека, сидящего на троне Правителей. Но это не Ригун… Он возвышается над ним, как гора над крохотным бугорком!

– Что это за человек, сестра? Ты знаешь его? Видела когда-нибудь?

– Нет. Но… Но я… Я могла бы полюбить его. Даже наверняка бы полюбила!

– Почему? – тут же поинтересовался Кайенн, в котором отцовская любовь и страх за дочь едва не заглушили одну из главных заповедей мага: во время ритуала проявлять спокойствие, ни в коем случае не отвлекаясь на посторонние мысли.

– Он очень сильный. Не только мышцами, нет… У него могучий ум. Огромное обаяние. Он вовсе не красавец, но перед ним невозможно устоять… И еще… Я чувствую… Нет, я не хочу… Я не должна… Это грех… Так нехорошо, неправильно… Ну и пусть! – вдруг с каким-то исступленным бешенством выкрикнула девушка, и ее глаза сначала вспыхнули ослепительно-ярким огнем, потом, закатившись, быстро начали тускнеть.

– Пиши, кто он! – закричал Кайенн, ощущая, как его спина словно покрылась ледяной коркой, в то время как сердце обливалось горячей кровью.

Сквозь навернувшиеся слезы он смутно, нечетко видел, как пальцы дочери движутся по пергаменту. Потом она уронила уголек, судорожно вздохнула, совсем по-детски прошептав: «Мама!», и соскользнула по стене, бессильно распластавшись на полу.

Отец, скрипнув зубами, выдернул лист пергамента из ее пальцев.

Он долго и зло вчитывался в два слова, обозначавшие титул и имя неизвестного ему человека. Сейчас он испытывал к нему такую неприязнь, граничащую с самой настоящей ненавистью, что на ум даже пришел испуганный вопрос: «О боги, неужели я ревную?!»

Потом, опомнившись, торопливо начал прятать магические предметы.

* * *

«Сир!

Без греховной гордыни, но и без ложной скромности сообщаю: мои усилия принесли плоды, и в скором времени под властью Вашего Величества окажется новая провинция. Наша же мать-церковь обретет множество новообращенных рабов Великого Маррнока, да будет прославлено имя Его на вечные времена.

Слабость и неспособность верховной власти, беспредельное своеволие высшего дворянства, неслыханный прежде разгул преступности и полное бесправие податных сословий – все это привело к потере управления, поставив Вельсу на грань новой Великой Смуты, за которой почти наверняка последовал бы распад государства минимум на две части (может быть, на еще большее количество частей). Правитель Ригун не обладает ни силой воли, ни должным умом; он лишь беспомощно взирает на воцарившийся в его государстве хаос. Ежедневно наблюдая горькие плоды его слабоволия и нерешительности, я имею лишний повод горячо благодарить судьбу, что Эсаной управляет такой мудрый и могущественный государь, как Ваше Величество! Смиренно прошу не принять это за грубую лесть, сир.

Эгоизм членов Тайного Совета не знает предела. Им даже не приходит в голову простейшая мысль: их склоки и интриги ослабляют собственное государство. Хвала Великому Маррноку, помрачившему их разум! Эти безумцы помогают нам, сами того не понимая. Единственный же человек, обладающий бесспорным умом и проницательностью – граф Хольг, – для нас не опасен, ибо играет в Совете роль изгоя. Его ненавидят и презирают за образованность и увлечение неподобающими, с точки зрения этих глупцов, занятиями.

Видя полную неспособность членов Совета, один житель Вельсы решил исполнить их обязанности и спасти свою страну от неминуемого распада и кровопролития. Сир, наверное, Вам покажется невероятным, невозможным, что им оказался даже не дворянин, а простолюдин. Более того, презренный вор и разбойник! Умоляю не счесть это плодом моей фантазии или бредом больного. Клянусь, я в добром здравии и ни в коем случае не позволил бы себе увлечься воображением, отправляя донесение своему государю, да еще когда речь идет о столь важных вещах.