Манящая корона

У насквозь промокшего и продрогшего бывшего сотника не нашлось ни сил, ни желания проучить малолетнего щенка за дерзость. Придерживая шляпу – и чтобы не сдуло крепнувшим ветром, и чтобы защитить лицо сгибом руки от хлещущих ледяных струй, – он торопливо заковылял к входной двери. Сапоги, хлюпая, разъезжались на раскисшей глине.

Молодой стражник, стуча зубами, старался не отставать от начальства, злым шепотом поминая так некстати разразившуюся грозу.

* * *

Стражники графа Шруберта, промокшие ничуть не меньше, ерзая в мокрых седлах, тоже негромко, но разборчиво высказывали все, что думают о капризах погоды и об умственных способностях своего господина, которому вдруг взбрело в голову, несмотря на явно надвигавшуюся грозу, отправиться с загородным визитом к родственникам. Как будто этот визит никак нельзя было отложить до более подходящего момента!

Если бы ушей графа достигло даже самое мягкое определение, слетавшее с их губ, – не миновать бы стражникам суровой кары. Шруберт тем охотнее сорвал бы на них злость, что он был разозлен до крайности и прескверно чувствовал себя (больная печень расшалилась сразу же после злополучной встречи в «Ласточке» и никак не желала униматься).

Но граф, сидя в надежном укрытии со страдальческой миной на лице, разумеется, слышал только топот десятков копыт, стук колес и грохочущие удары водяных струй по крыше кареты.

* * *

Хольг неторопливо проглотил последний кусочек, допил вино и кивнул Ральфу, подавая знак, что ужин окончен. Дворецкий проворно поднес господину свежую салфетку, граф утер губы и бросил ее в опустевшую тарелку.

– Уберите со стола, потом пришлите ко мне старшего десятника.

– Слушаюсь, ваше сиятельство.

* * *

Скромная трапезная придорожной гостиницы показалась двум промокшим до нитки людям раем земным: настолько там было тепло, уютно, спокойно. Тяжело дыша, они застыли на пороге, смущенно улыбаясь посетителям, с которыми простились совсем недавно.

Те встретили их громким радостным гулом.

– Я же говорил: останьтесь, подождите, гроза будет! – качая головой, воскликнул длинноусый. – В речку-то хоть не полезли?

– Не п-полез-з-зли… – с трудом шевеля губами, отозвался Монк.

– Хвала богам! Хоть на это ума хватило…

– Да вы же насквозь промокли! – ахнула хозяйка, выскочившая из кухни на шум. – Вам надо немедленно переодеться, а то расхвораетесь!

Бывший сотник, запоздало сообразивший, что запасная смена одежды и белья осталась в притороченных к седлам сумках, беззвучно выругался от досады. Выходить снова под проливной холодный дождь ему совершенно не хотелось, а посылать стражника было рискованно: вдруг озлобится и все-таки наплетет графу всяких небылиц!

– Ничего страшного, голубушка. Мы и так обсохнем… Люди привычные, закаленные…

– А рисковать-то попусту зачем?! Ну-ка идите за мной, быстро! От мужа-покойника осталась одежда, посмотрим, может, вам и подойдет.

Монк, поломавшись еще немного для приличия – мол, не стоит беспокоиться, невелики господа, – последовал за хозяйкой, мысленно обдумывая, как бы лучше намекнуть ей, что с затянувшимся вдовством стоило бы распрощаться. Сзади грузно топал стражник.

«Лучше всего, если бы одежда муженька пришлась впору, тогда скажу: надо же, как хорошо сидит, будто на меня пошита! Вроде и ненавязчиво, безо всякого намека, а если сказать с выражением да прямо в глаза при этом посмотреть… Не каменное же у нее сердце!»

* * *

Хольг медленно откинулся на спинку кресла, не сводя внимательного, испытующего взгляда с человека, вытянувшегося перед ним в струнку.

«А ведь я до сих пор не знаю, как его зовут!» – внезапно подумал он, искренне удивившись, почему такая простая мысль не пришла ему на ум раньше.

– Я позвал вас по важному делу, старший десятник.

– Я весь внимание, ваше сиятельство, – почтительно отозвался Трюкач, склонив голову.

– Прежде всего, как ваше имя?

– Гийом, ваше сиятельство.

– Довольны ли вы службой, Гийом?

– Доволен, ваше сиятельство. Премного доволен и благодарен.

– Это хорошо, что вы благодарны. Надеюсь, вы понимаете, что я рисковал вызвать неодобрение и даже осуждение высшего общества, беря вас на службу к себе…

Хольг сделал паузу.

– Понимаю, ваше сиятельство, – тихим, но твердым и уверенным голосом произнес Трюкач. – Моя жизнь принадлежит вам, и я сделаю все, чтобы вы никогда не пожалели о своем великодушии.

– Слова достойного человека! – одобрительно кивнул Хольг. – Я все больше убеждаюсь, что не ошибся в вас. Как жаль…

Он снова запнулся, сделав вид, что эти слова случайно слетели с его губ.

«Так, теперь немного нахмуриться, отвести взгляд, будто чем-то смущен и расстроен…»

– Сядьте, Гийом! – внезапно распорядился граф, указывая на стул, стоявший недалеко от кресла.

Изумленный Трюкач повиновался скорее инстинктивно, нежели осмысленно, чуть слышно пролепетав: «Слушаюсь, ваш-ш-шшш…» Окончание графского титула он произнес чуть слышно, почти шепотом.

– Поверьте, мне очень, очень неприятно говорить то, что я сейчас скажу. Я дорого дал бы, чтобы в этом не было необходимости…

«Опять нахмуриться, сплести пальцы, сжать губы и вздохнуть, потом постучать по подлокотнику…»