Манящая корона

– Меня сегодня вызывали во дворец, к Правителю. Думаю, вы слышали об этом.

– Слышал, ваше сиятельство, – кивнул Трюкач, с нарастающей тревогой следя за изменившимся лицом господина.

– Правитель пожелал узнать все подробности той ночи… ну, вы понимаете, о чем я говорю.

– Понимаю, ваше сиятельство.

– Ни для кого не секрет, что наш Правитель – да продлят боги его дни! – слабоволен, мнителен и не способен принимать быстрые и бескомпромиссные решения.

– Э-э-эээ… – Трюкач замялся, не зная, как реагировать на подобные слова. С одной стороны, это истинная правда, знакомая любому мальчишке; с другой – подданному не подобает хулить Правителя, даже в достаточно деликатной форме.

– Поэтому я совершенно не ожидал его бурной реакции, – продолжал Хольг, будто не заметив замешательства Трюкача. – Поистине, он повел себя так, будто в нем внезапно взыграла кровь деда!

Граф снова нахмурился, но на этот раз не отвел взгляда, а, напротив, посмотрел прямо в глаза Трюкачу с жалостью и нескрываемым гневом.

– Я дал слово пощадить вас, простить и забыть ваше прошлое, и я сдержал его. Не так ли? – резко, отрывисто спросил он.

– Так точно, ваше сиятельство!

– Но я повинуюсь Правителю! А он, к несчастью, придерживается другого мнения…

* * *

Бывший сотник Монк вновь с искренним сожалением убедился, что боги, наделив его недюжинной силой, статью и выносливостью, одновременно поскупились на ум и везение.

Одежда мужа-покойника пришлась впору не ему, а молодому стражнику. Она облегала его фигуру как влитая, без единой морщинки. Вдовушка, постучав и войдя в отведенную для примерки комнату, даже растроганно всплеснула руками, приговаривая: «Ох, прямо как мой Паул, один в один!» А стражник, глупо ухмыляясь, отозвался:

– Ну надо же, как хорошо сидит, будто на меня пошита!

Монк, героическим усилием сдержав поток площадной брани, уже готовой сорваться с губ, и пытаясь застегнуть пуговицы рубахи, никак не сходившейся на его широкой груди, с запоздалой, бессильной злостью подумал:

«Надо было его, подлеца, первого в воду погнать! Утоп бы за милую душу, а с меня взятки гладки: стихийное бедствие! Э-эх, не догадался, дубина!»

* * *

Изумленный привратник прильнул к забрызганному водой оконцу, потом протер глаза. Убедившись, что зрение его не обмануло, он со всех ног выскочил из сторожки под ливень и торопливо принялся вытягивать из воротных колец крепкий дубовый засов.

Через считаные секунды в открывшийся проем въехала четверка вороных лошадей, запряженная в карету, на дверце которой красовался герб Хранителя Печати.

* * *

Граф говорил неторопливым, бесстрастным голосом, но по всему было видно, что это спокойствие дается ему очень нелегко:

– Не знаю, что нашло на него. Просто не знаю! Он никогда не проявлял такую… – Хольг замялся, будто подбирая подходящее слово, и мысленно отметил, что Трюкач, хоть и держится просто превосходно, все больше нервничает, – такую… ожесточенность. И такое упрямство! Он прямо и недвусмысленно заявил, что не одобряет моей мягкотелости и требует, чтобы ни одного разбойника из шайки Барона не осталось в живых. Да, прямо так и выразился! Вы можете себе это представить, Гийом?! Уж кто бы говорил про мягкотелость! – граф досадливо махнул рукой, но тут же осекся, с растерянным смущением глядя на Трюкача.

Тот судорожно сглотнул слюну, словно его горло внезапно пересохло.

– Я сделал все что мог, поверьте! Я просил за вас, говорил, что вы искупили свою вину, особо указывал, что дал вам честное слово дворянина и не могу взять на душу смертный грех клятвопреступления. Он в ответ заявил, что возьмет этот грех на себя, а мне не о чем беспокоиться! Ну, что тут можно поделать?! Он Правитель, а я хоть и член Совета, всего лишь его подданный…

– Я… Я понимаю, ваше сиятельство… Благодарю вас за то, что защищали меня, – голос Трюкача, хоть и задрожал, все же прозвучал достаточно твердо, и Хольг едва удержался от одобрительного возгласа.

«Точно, я не ошибся! Он именно тот, кто мне нужен!»

– Не отчаивайтесь, еще не все потеряно! Мне удалось добиться отсрочки. Если вы, Гийом, проявите усердие и преданность, помогая мне выполнить очень важное поручение Правителя, он может отменить приговор.

Трюкач встрепенулся, подался всем телом к графу:

– О каком поручении идет речь, ваше сиятельство?!

* * *

Невысокая стройная девушка с красивым бледным лицом осторожно присела на пол, прижавшись спиной к стене и поджав скрещенные ноги, немного поерзала, выбирая позу удобнее.

– Я могу начинать, сестра? – нетерпеливо спросил Кайенн.

– Начинай, брат!

Во время ритуала о родственных либо дружеских связях полагалось забыть. Здесь, в этой запертой комнате, сейчас были не отец и дочь, даже не учитель с ученицей, а равноправные маги. Прекрасно знающие, что их ждет в случае разоблачения.

Мало того, молодая магичка была не просто Ясновидящей, а Истинно Ясновидящей, к великой гордости и радости отца: Кайенн не уставал возносить хвалу богам за то, что его дочь может входить в это состояние каждый раз, когда возникала настоятельная необходимость, а главное – без приступов мучительной, нечеловеческой боли…