Легкое недоумение, смешанное со смутной тревогой, возникло у отца Нора, когда он увидел, как незнакомец уверенно направляется к небольшой черной карете, запряженной парой великолепных вороных лошадей, наверняка обошедшихся их владельцу в весьма крупную сумму. А еще больше он насторожился при виде двух бравых конных стражников, смеривших его оценивающим, внимательным взглядом. Отец Нор не разбирался ни в галунах, ни в лычках, ни в нарукавных шевронах, для него они были таким же темным лесом, как для неграмотного дикаря-язычника – главы Священной Книги, но инстинктивно почувствовал, что эти люди служат кому-то весьма высокопоставленному и влиятельному. А чем влиятельнее и богаче особа, тем больше неприятностей от нее можно ожидать – это правило священник усвоил крепко еще с детских лет. И ему внезапно захотелось сослаться на какую-то уважительную причину и повернуть обратно – пусть поищут другого святого отца, благо их в столице Империи предостаточно.
Но никакой подходящей причины на ум не пришло, а лакей, соскочивший с запяток и торопливо раскрывший перед ним дверцу, был так проворен, и любезный незнакомец чуть ли не с поклоном пригласил его занять место в карете, деликатно поддержав под руку. А главное, несколько серебряных таларов будут отнюдь не лишними… Храм-то маленький, но это еще полбеды, гораздо хуже, что находится в неудачном месте: прихожане в подавляющем большинстве из простонародья – жертвуют, сколько могут, то есть сущую безделицу, а он тоже человек, да к тому же обремененный женой и детьми… Отец Нор мысленно препоручил себя богам-хранителям и, немного поерзав, уселся удобнее. Вежливый незнакомец занял место напротив, потом тихо пробормотал: «Извините, у меня строгие инструкции…», с такой же вежливой улыбкой задернул занавески, и колеса кареты загрохотали по булыжной мостовой. Священник усилием воли подавил страх, стараясь думать только о красивых серебряных кружочках с профилем Правителя Ригуна.
Если бы он заранее знал, какое зрелище предстанет его глазам, выпрыгнул бы из кареты на полном ходу, рискуя расшибиться насмерть… Даже будь эти талары из чистого золота.
А теперь уже ничего нельзя было поправить. То есть, конечно, можно… Гордо выпрямиться и бросить этому полусумасшедшему садисту прямо в красивое, мужественное лицо: «Ваше сиятельство, вы – чудовище и позор дворянского сословия! Ищите другого священника, я вам в этом деле не помощник!» А потом повернуться и уйти с высоко поднятой головой. Вот только далеко ли он ушел бы? Двери этой страшной камеры заперты, снаружи стоят стражники графа… Можно не сомневаться: угрозы проклятия и вечных мук в загробной жизни испугают их куда меньше, нежели гнев господина. Что им прикажут, то они с ним и сделают, утешаясь мыслью, что отвечать перед богами придется графу, а вовсе не исполнителям. А уж Хольг и подавно не боится демонов ада: такие люди уверены, что за любой грех, даже самый тяжкий, можно получить отпущение, стоит только найти священника, обремененного нищей паствой и многочисленным семейством.
Такого, к примеру, как он…
Отец Нор перевел дыхание, растерянно глядя на графа. Нет, кажется, Хольг совсем не рассердился на него ни за укоризну, ни за обращение «сын мой»… Более того, он улыбается… что за человек! И можно ли его вообще назвать человеком?
– Я вовсе не кощунствовал, святой отец, а просто констатировал факт, – возразил граф. – Полагаю, мы можем приступить к обряду. Помогите ей встать!
Мужчины, подхватив кухарку под руки, подняли со скамьи и выпрямили, крепко придерживая. Она, медленно поворачивая голову, по-прежнему смотрела по сторонам безумными, вылезающими из орбит глазами, ее дрожащие ноги подламывались. Отец Нор торопливо осенил себя крестным знамением:
– Милостивые боги, да что же это… Ваше сиятельство, велите прикрыть ее наготу! Избавьте несчастную от лишнего стыда, а служителя церкви – от столь позорного зрелища!
– По-моему, народная мудрость гласит: «Что естественно, то не позорно!» – усмехнулся Хольг. – Но если вас это так шокирует, извольте… Ральф!
Повинуясь жесту господина, человек, привезший священника, торопливо поднял с пола кухаркину нижнюю сорочку. Трое мужчин кое-как, с немалым трудом, натянули ее на женщину, которая дико взвыла и задергалась, как только ткань прикоснулась к изодранной коже.
Священник, сообразив, к чему привело его неуместное вмешательство, прижал руки ко рту.
– Если вам ее действительно жаль, постарайтесь управиться как можно быстрее, – наставительно произнес граф. – Когда кровь присохнет к сорочке, отдирать будет очень больно.
– Да… да, конечно… – трясущимися губами пролепетал отец Нор. – Во имя богов-хранителей и всех святых, совершаю таинство бракосочетания… О святые угодники! Ваше сиятельство, а кто жених-то?!
– Если честно, святой отец, я еще не решил, оба ее стоят… Хотя, пожалуй, вот этот! – граф указал пальцем на бывшего сотника. – Его имя Монк.
Разжалованный сотник судорожно сглотнул воздух, словно на него внезапно напал приступ удушья.