Мания. 3. Масть, или Каторжный гимн

Тем же числом, которым была датирована телеграмма Конебрицкого с вызовом в Москву, был ему довольно странный звонок, тоже из столицы. Ломаный ленью голос произнес:

– Советуем прислушаться к рекомендациям.

Ким было дернулся, чтобы не ехать. Потом пересмотрел комплекс вопросов, которые должен был решить в Москве, и чуть улыбнулся в ус от ощущения предстоящей игры, поехал в аэропорт.

При старой власти неприятная ситуация не была пропорциональна силе конфликта. Абсолютно та же схема переводилась на прикладной вопрос, и все решалось где-то за кулисами, может, даже не имея никаких правовых основ.

Сейчас все стало иначе. И равное партнерство достигается путем неимоверных усилий. Ежели кто-то скажет: «Моя идея нести солидарную ответственность», то можно с уверенностью утверждать, что этот человек рожден надуть и передернуть, и всякое его действо вызывает изжогу.

Потому когда Евгения Ивановича в аэропорту в Москве встретили двое весьма залежалых господ и один из них произнес: «Нужна такая система хозяйствования, которая будет автономной и какая сумела бы интегрировать в другие зоны влияния», то Ким окончательно понял, кто перед ним.

Хотя вертлявый худыш, назвавшийся Захаром Мосейко, сетовал на правовую неопределенность, а его товарищ Матвей Кубрин частил диктаторское правление некоторых фирм, Евгению Ивановичу стало понятно, что долгосрочный контракт с ними – это как можно более длительное забвение.

И все же он решил испытать на крепость устойчивую службу объегоривания, которая перед ним была.

Его посадили, конечно же, в «мерседес». И дальнейшее перемещение протокольно выглядело так: его привезли в гостиницу «Россия», как водится, поселили, потом изъяли на поездку в фирму, которая их, как выразился Кубрин, «технологически поддерживает». Это был какой-то институт, где он услыхал две весьма примечательные фразы: «свобода перемещения капитала зависит от существенной приемлемости той власти, которая способна отвечать за характер своих расходов» и «опережает экономику существование таких ценностей, которые одно и то же соотношение могут показать по-разному».

Ким имел экономическое образование, потому эти слова ему, чего не ожидали его спутники, весьма много сказали.

Но в институте никаких переговоров не случилось. Хотя по составу участников можно было понять, что тут как раз люди с деловой хваткой и экономическим размахом.

В одном же из отделов, где Мосейко и Кубрин повели себя особо агрессивно, Ким до конца уверился, что богатые ресурсы их воображения исчерпаны и теперь пойдет рутинное провождение времени, может, даже с поездкой в какую-нибудь подмосковную западину.

Но ничего этого не случилось.

Правда, они подъехали еще к одной конторе, где на фронтоне было написано «Межконтинентальное паломничество».

– Это пасторский центр в Москве, – пояснил оставшийся сидеть в машине Кубрин. – Тут, кроме священномонашествующих особ, бывают и светские господа, которые оказывают нам, скажу вам, весьма редкие услуги.

– Какие же? – чуть поднасторожил Ким своим вопросом Матвея. – Не апостольские ли посещения?

Кубрин посмотрел на него с грустным пониманием, что тот понятия не имеет об епископате, и довольно высокомерно произнес:

– Экономическое пробуждение Америки начиналось с евангелизации.

Мосейко действительно явился не один. С ним шел некто с подщипанной прической и в явно коротковатых для взрослого штанах.

– Бальтазар, – представил его Захар и предупредил: – По-русски ни бельмеса.

– Тогда о чем же с ним толковать? – поинтересовался Ким, разглядывая новое действующего лицо уготованного ему спектакля.

И Мосейко затараторил что-то по-немецки, из чего Евгений Иванович понял только две полуфразы: «В названном регионе», видимо, он имел в виду Волгоград, и «…осознание своих прав». Вот это он не мог прилепить к тому, что происходило между ними.

А уже когда поехали, Захар, выслушав довольно длинную тираду Бальзатара, обернувшись к Киму, спросил:

– Он интересуется, заслужила ли Россия нового Сталина?

– Если эта роль отведется мне, то да, – весело ответил Евгений Иванович, игра начинала его по-настоящему забавлять.

А еще через какое-то время Мосейко опять обратился к Киму:

– Нашему гостю интересно, есть ли у вас конкретная группа, которой вменяется вести переговоры с иностранцами?

– Конечно, – просто ответил Евгений Иванович, – это я.

Этот укромный ресторанчик Ким знал, но никогда не посещал. Чуткие посетители тут же откликнулись взором на их ватажное вторжение, визуально изучали их несколько секунд и вновь уткнулись в свои тарелки.

Откуда-то доносящуюся частоту капель неожиданно вобрал в себя звуковой ряд, и, поскольку условия их адаптации были соблюдены, к ним вальяжно подошел мордатый метрдотель.

И только тут Ким заметил, что почти все столики в ресторане помечены табличками, говорящими о том, что они заняты. Такая же табличка была и на том аэродромного вида столе, к которому их подвел метрдотель.

Он чинно рассадил их друг против друга и придвинул копилку, на которой было написано: «Пожертвования отдельных лиц» и ниже красовались кошки, лежащие в обнимку с собаками.