ЭЛСИ: Я хочу сказать, что когда он тут находился, все шло наперекосяк. Он вечно стоял позади меня, пока я пыталась руководить репетицией, и подавал всякие возбужденные реплики. Актеры – люди впечатлительные. Они такие хрупкие. С ними нужно обращаться осторожно, мягко, как с лошадьми. Я говорю им: «У вас отлично все получается, вы почти добились нужного эффекта…» А тут мистер Клейн, стоя позади меня, раздражается по поводу своей потухшей сигары, и все сразу начинают трястись от страха. Он губит спектакль, а если спектакль проваливается, продюсер берется за другой спектакль. А что происходит с режиссером? Ведь режиссер – это капитан корабля. И если корабль тонет, режиссер тонет вместе с ним.
ВОН: Значит, репетиции шли плохо?
ЛЬЮИС: Да! Полный провал! Вот поэтому я и пытался уйти.
ВОН: Простите?
ЛЬЮИС: Это было прямо-таки крушение поезда, самая ужасная катастрофа, в которой я когда-либо участвовал, а я ведь однажды участвовал в мюзикле о крушении поезда, он так и назывался: «Крушение поезда»! И он с треском провалился, это было настоящее крушение поезда. Хотя Элан – это Элан Камминг…
ВОН: Мистер Кэннон…
ЛЬЮИС: А Элан привнес в роль кочегара свое обычное
ВОН: Мистер Кэннон! Что вы имели в виду под словами «хотел уйти»?
ЛЬЮИС: Ох! Да ничего особенного. У меня было… другое предложение. Еще одна возможность получить роль.
ВОН: А что вы имели в виду под словом «пытался»?
МАРКУС: Ох, боже мой, ну конечно! И как я только об этом забыл! Да, ему был звонок – это случилось прямо посреди репетиции. В понедельник, кажется. Или во вторник? Ему позвонили, он послушал… Ох, боже мой, это был
ЭЛСИ: Ага. Да. Я была там, когда ему позвонили. Мы были как раз на середине сцены нападения, это в конце первого акта. Это жуткая драма, жуткие эмоции, и тут у Льюиса зазвонил телефон, и он достал его и стал слушать.
ВОН: Продолжайте, пожалуйста.
ЭЛСИ: Он слушает, что ему говорят, у него расширяются глаза, все больше и больше, и все понимают, что он сейчас отключится и сообщит нам что-то чрезвычайно для него важное – в эгоистическом плане, с заботой о собственных интересах. Это сразу было видно.
ПАТРИК: А он просто говорит
ВОН: И как вы на это отреагировали?
ПАТРИК: Я сказал ему, что Бродвей – это одно слово, а потом добавил: «Вернемся к нашей работе, ребята».
ЭЛСИ: После репетиции мы пошли к Клейну, который, конечно же, взбесился. И напрочь отказался отпустить Льюиса, аннулировать его контракт. Напрочь отказался. Встал там и стал пыхтеть своей отвратительной сигарой и говорит: «Нет-нет, решительно нет!» Я сказала Клейну, что он вполне может разрешить ему сыграть Голдстоуна – он будет здорово играть в этой постановке, если будет чувствовать себя связанным, как будто у него на руках наручники, простите за каламбур.
ЛЬЮИС: Так. Отлично. Поймали. Да, я хотел уйти. Я даже накричал на него. И что? Это означает, что я его убил? Что я вам, какой-нибудь Суини Тодд?[51]
Ни с того, ни с сего? (Слышна барабанная дробь.) Это убийца. Но в пьесе. Кончайте это, хватит!МАРКУС: Я что хочу сказать: я просто не могу