Мара из Троеречья

— В чем тогда дело? Почему не заглянуть к торгашу? — Лис наклонился к нему и кивнул головой на колчеухого. — Или чуйка Крысюка не позволяет? — ухмыльнулся рыжий, обнажая зубы.

Кайдал лениво отмахнулся:

— У Бороды спроси, — брага развязала ему язык. — Полезешь к Ерёме, познакомишься на подходе с его псами. Днем-то они на привязи цепи рвут, а вечером их пускают свободно по двору бегать.

— И что? Я отлично лажу с собаками, — самоуверенно бросил Лис, лихорадочно вспоминая, когда нарывался на охранных псов. Выходило, что последней же встречей оказалась самая первая — оставившая безобразный шрам пониже спины. Подробности всплывали слабо, но желтое яблоко с подрумянившимся на солнце боком, за которым он, глотая слюни, полез в чужой двор, мальчишка запомнил надолго и пронес брезгливую неприязнь вперемешку со страхом к брехливым клыкастым тварям через годы. А желанное яблоко оказалось подгнившим и червивым.

— Если ногу сбережешь — Борода тебе даже позавидует. За решеткой у вас будет прорва времени, чтоб решить, как задобрить чужую псину и не остаться калекой. Говаривают, Ерёма своих собак кормит человечьим мясом, — фыркнул Кайдал, — только это вряд ли. Я думаю, он просто их не кормит вообще, поэтому его блоховозы готовы задрать любую забредшую добычу. Даже птицы через двор Ерёмы не рискуют летать.

— А заговор на кость пробовали? — оживился Лис и, не дожидаясь ответа, пояснил: — У нас в ходу было притарабанить кость мертвяка, под порог кинуть…

Кайдал безнадежно отмахнулся, не дослушав:

— Во-первых, псы её схарчат раньше, чем заговор успеешь сказать. А во-вторых, с тех пор как тут заезжий колдун наделал шуму, погост патрулируют. Уже времени прошло, и колдун не объявлялся, а традиция осталась…

Лис стукнул пятерней о столешницу:

— Славная рука нужна, — азартно выпалил он. — Зажжем все пальцы, тогда и собаки заснут, и люди.

Крысюк смерил его взглядом, а Ворон с Некрасом, до того сохранявшие молчаливый нейтралитет, загоготали.

— Чтоб руку сделать, нужно найти повешенного на перепутье вора, — пояснил Некрас, вытирая набежавшие от смеха слезы, — а у нас тут воров не вешают уже лет десять как.

«Какой чудесный город», — подумал Лис, совсем не оскорбившись, и захохотал вместе с остальными. В Кемьгороде, где казнь повешеньем была привычным делом, к возможности закончить жизнь в петле те, кто избрал заработок вразрез с законом, быстро привыкали. Зато и руку-воровку при должной сноровке и везении можно было раздобыть. Изредка руки повешенным успевали отрезать неудачники, не состоявшие в гильдии, но лелеявшие надежду без проблем ограбить более удачливого и зажиточного соседа. Лис был уверен — для создания настоящего артефакта на воровскую удачу требовалась исключительно левая рука, настоящего вора, а не огульно обвиненного или попавшегося на первой неумелой краже, к тому же, вымоченная в отваре нужных трав и обработанная воском по древнему рецепту. Непосвященный таких тонкостей знать просто не мог, а потому и легко попадал за решетку, откуда затем перемещался на виселицу, и Кемьгородские товарищи Лиса никогда бы не позарились на его руку. Зато позарился бы очередной несчастный дурак, в надежде легкой наживы, продолжив в случае неминуемой неудачи путь лже-славной руки.

— У руки-воровки срока годности нет. Что свежая, что десятилетней давности — суть одно, — пожал плечами Лис. — Все равно её можно достать — выторговать или украсть.

— Кого повесим и пятерню отгрызем? — оскалился Крысюк и обвел присутствующих взглядом. — Пожертвуешь рученькой, а, щенок?

Лис скрипнул зубами, и только придумал достойный ответ, как Крысюк плеснул себе браги, залихватски опрокинул чарку, намочив жидкую бороденку, и придвинулся вперед, нависая под столом:

— На ярмарку соберутся еще затемно. На Костровицу небо ясное было и жарило, да и береговушки который день над самой землей шныряют — значит, быть грозе. Дорогу от двора Ерёмы до храма размоет — этот жмот нигде кроме как у себя перед домом камней не насыпал, — осклабился Крысюк. — Или в грязи утонет с возом, или потащатся в обход. А в обход на телеге можно только одним путем…

— И, — перебил его рыжий, — собак Ерёма с собой не потащит, а стражи?

— Убьем, недоумок, — процедил Крысюк.

Лис присвистнул:

— Это без меня.

Неожиданно его поддержал Ворон:

— Я душегубством заниматься не стану, — заартачился он. — У тебя, может, к охране личное, — кивнул курчавый вор на отрезанное ухо Крысюка, — только мне мстить некому. Собак потравить или прирезать — на раз. А людей не трону без нужды.

Крысюк зло плюнул прямо под ноги и потянулся за брагой — обновить чарку.

— У меня есть… человек один, — неуверенно начал Лис, — могу его попросить зелье сонное сгоношить. Прикормим шавок, а когда те отрубятся, в дом зайдем без препятствий.

— А стража? — не унимался Ворон, — я на мокрое дело не пойду.

— Столько ты их видел в порту, Кайдал? — подал голос Некрас. — Троих? Четверых?

— Двоих точно, — задумался тот, потерев подбородок, — думаю, будет не больше трех.

— Повяжем. Нас всяко больше, — Некрас довольно кивнул. — Коли собак обойдем, стражу застанем врасплох.