Марафон нежеланий

Это было так гипнотически. Он не бездумно размазывал ее, а осознанно рисовал что-то. Абстрактное, но как будто бы имеющее свое звучание. Этот процесс был больше похож на концерт. Это я ему и сказал, когда мы столкнулись в туалете. Он с выключенным светом, почему-то при фонарике, пытался забинтовать себе руку. В итоге мы проболтали час, наверное. Потом мы приходили к нему с Матвеем – жестко напивались, Матвей читал свои стихи (тогда он стеснялся читать их трезвым), мы рисовали. Адаму нравилось собирать вокруг людей, но еще больше нравилось, когда вокруг были те, с кем можно искренне обо всем говорить, не играя роли безумного художника.

Миша часто мелькал у него, он всегда был таким тихим, созерцательным. Но как скажет что-нибудь, так и хочется за ним записать. Один раз, на мою восхищенную фразу: «Тебе надо книгу написать!» – он так небрежно бросил: «Уже». И больше ничего не рассказывал. Потом, в один из особенно пьяных вечеров, они с Матвеем сидели в туалете и читали друг другу свои работы. И как-то со временем он стал чаще бывать у Адама, не только на квартирниках. То до утра останется посуду помыть, то принесет что-нибудь поесть.

Забаву мы нашли как принцессу. Мы ее так и называли: «Наша принцесса». Первого января, под утро, мы вчетвером шли к Адаму после пьянки у каких-то британцев (они вроде бы тоже были художниками, мы так и не поняли). Шли по Невскому и увидели ее в окне на втором этаже. Было морозно, а она сидела на подоконнике, в открытом окне, с босыми ногами, в такой викторианской ночной рубашке, и курила. Шел мягкий снежок, и она была похожа на призрак из XIX века. Я даже сначала подумал, что она мне привиделась.

Пьяный Адам сказал:

– Спорим, я уговорю ее спрыгнуть к нам!

– Эй, Рапунцель! Скинь свою косу! Ну, или хотя бы зажигалку.

Она хихикнула и кинула в него тяжелой серебряной зажигалкой, которая рассекла Адаму бровь. Из-за этого теперь у него левый глаз немного прищурен.

– Ты кого-то ждешь?

– Принца!

– Нас целых четверо! Прыгай сюда!

И она, глупо хихикнув, спрыгнула. Никто ее, конечно же, не поймал. Забава сломала ногу. Замечали, что она хромает? Ей было и больно, и смешно.

Мы не сразу поняли, что у нее перелом. Она хохотала, а из глаз катились слезы. Мы поймали такси и поехали к Адаму. Думали, что просто вывих, кости ведь не торчали. Дома прикладывали ей лед – она не сильно жаловалась на боль. Той ночью ее бросил парень. Когда она к нам спрыгнула, она была очень пьяна. Только вечером, когда мы все проспались, поняли, что с ногой что-то серьезное.

В травмпункте была куча народу, все делалось в спешке. Ей неправильно наложили гипс, и кости срослись не так.

Адам всегда говорил ей про хромоту и свой прищуренный глаз:

– Это лучшая память о той ночи.

У каждого из нас был свой уголок – мы с Матвеем снимали соседние комнаты в коммуналке, у Забавы – арендованная квартира на Невском, у Миши – студия где-то в Кудрово. Но большую часть ночей мы проводили у Адама. Какая это была квартира! Высоченные потолки, лепнина. Мы расписали потолок как Сикстинскую капеллу. А на стенах рисовали свои шедевры – хозяева квартиры жили в Германии, даже не представляли, что мы творим с обстановкой. Ночи мы проводили за разговорами об искусстве, спорили, делились своими мечтами. И каждый думал, в этом я уверен, что он самый счастливый человек на земле, потому что у него есть свои люди. Мы мечтали совершить революцию, создать новое культурное объединение. Мечтали без пафоса и снобизма, мы просто хотели быть нужными, оставить что-то после себя. Нас очень грела мысль о создании чего-то нового в искусстве, но при этом нам было достаточно этой мысли и ночных разговоров. Достаточно нам, но не Адаму.

Он всегда хотел большего, на первой провинциальной выставке он уже мечтал о столичной, а на петербургской – о покорении мира. Тогда он был гениальным художником, но манипулировать не умел. И если бы тогда он пошел своей дорогой, а не тянул нас за собой, то я уверен, что Адам был бы художником с мировым именем. Без революции, но с гарантированной короткой строчкой в истории современного искусства.

Его сбила с пути она.