Марафон нежеланий

– Рита, – Адам вновь повернулся к ней. Глаза Риты были широко раскрыты и блестели влагой, казалось, что она совсем не моргает. – Если бы ты согласилась сжечь свои картины, то этой ночью собирала бы свои вещи. Я бы не смог тебя оставить, осознавая, что ты – просто пластилин. Оставить тебя здесь было бы слишком жестоко – ты бы ненавидела и себя, и нас. Но ты доказала, что достойна быть частью «Джунглей». Мне понравилось, как ты вчера сказала, что «болевой импульс – это не обязательно боль из моей жизни…». Но я решил проверить, действительно ли ты веришь в это. Честно говоря, такая неэгоистичная мысль для меня новая, и я хочу рассмотреть ее со всех сторон. Я хочу увидеть, как ты будешь раскрывать ее.

Глава 20. Иван Айвазовский. «Буря»

– Ты представляешь?! Мне впервые в жизни сказали, что у меня достойные мысли!

– А как же твой папа?

Мы с Ритой сидели на ее матрасе и не могли уснуть, несмотря на то, что вернулись с вечернего собрания в три ночи.

После речи Адама мы еще около часа сидели у костра и слушали пение Забавы. Потом она, смутившись от какой-то шуточки Макса, занавесилась волосами, полушепотом сказала: «Я сейчас приду» – и в итоге не вернулась.

Миша угощал нас сладковатыми коктейлями, по ощущениям почти безалкогольными. Постепенно вся команда Адама, включая и его, разошлась. Ушел и Лёва, который после того инцидента избегал нас и общался только по бытовым вопросам: «Кто последний в душ?», «Это чья-то тарелка или мне положили?».

Все остальные были в каком-то дурацком возбуждении, как в новогоднюю ночь. Макс с Савой выпросили у Миши бутылку текилы, Лина взяла гитару Забавы (она уверяла, что спросила разрешения), и мы еще долго сидели, смеясь над глупыми шутками и вопя любимые песни. Нам казалось, что шум волн заглушает дикий хохот и нестройный хор, орущий: «Как жаль, что тебя не застал летний ливень…» Но около двух ночи спустилась Венера в шелковом халатике с вышитым красным драконом, тусклым серым лицом и тоном нудной соседки приказала идти спать.

Мы, все еще возбужденно хохоча, побежали наверх, думая, что продолжим отмечать на нашей половине, тем более что Макс сказал:

– У меня в чемодане бутылка водки припрятана. Эта текила – как моча, ею хер догонишься.

Но наверху все как-то быстро разбрелись. Сначала мы ждали Лину с Максом, которые ушли относить гитару, но так и не вернулись, потом Лера ушла снять массивные сережки и больше не выходила.

Антон, зевнув два раза подряд, сказал:

– Я пошел. Рита – ты лучшая.

Сава неловко сидел с нами, спрашивал, не принести ли чего-нибудь с кухни, жаловался на ночную жару, хлопал комаров у Риты на лодыжках, потом живым языком, в лучших традициях своего деда, рассказывал нам про их, сибирских, комаров.

Я была так счастлива, сердце ощущалось в груди, как резиновый мячик, который четко и ровно отлетает от стенки. Я понимала, что не усну, поэтому сидела с ними – оба были настолько корректными, они ни разу не намекнули мне, что их нужно оставить наедине. Потом Рита сказала, что надо бы идти спать. Но мы так и не заснули.

– Папа… Он всегда хвалил меня, потому что так надо. На самом деле его не очень-то интересовало мое творчество. Он не считает, никогда не считал все это чем-то серьезным.

– Моя мама вообще не знает, что я пишу.

– Почему?

– Не думаю, что поймет то, о чем я пишу. Или прочитает, похвалит, как твой папа, и забудет. «Она у меня еще и пишет. Что пишет? Заметки, что ли… Или рассказы какие-то…»

– Ты бы хотела, чтобы она поняла?

– Не знаю. Наверное, нет. Мне не нравится ее вкус, – я горьковато рассмеялась.

– Мне тоже не нравится то, что любит мой папа.

– А что он любит?

– Старенькие приключенческие романы типа мушкетеров, советские мюзиклы, картины типа «Бурлаков» или «Опять двойка», чтобы сюжет был сразу понятен и чтобы он вообще был. А твоя мама?

– Она любит вообще все картины. Потому что искусство кажется ей чем-то таким далеким, что его творят чуть ли не инопланетяне. Все признанное искусство ей автоматически нравится. Книжки она почти не читает, только детективы иногда в дороге. Представляешь, у нее всего четыре детектива. Она их перечитывает уже лет пятнадцать. Мне кажется, она просто боится всего нового. Еще она смотрит только русское кино. Всего иностранного тоже боится.

– А еще мой папа любит фильмы с Джеки Чаном. И британского «Шерлока».

– Единственный иностранный сериал, который моя мама любит, – это про старушку-детектива. Там она тоже все серии наизусть знает, но все равно смотрит, когда его повторяют. А! Вспомнила! Еще из иностранного она любит фильмы про… Не помню, как они называются, каким-то женским именем. Они еще по любовным романам сняты. Имя еще такое проститутское – Снежана, Альбина…

– Анжелика!

– Точно!

– У меня мама тайком про нее книжки читала. А вслух говорила, что это для неудовлетворенных жизнью теток.

– Я всегда удивлялась, как моя мама не стесняется своих вкусов.