Марафон нежеланий

Сразу на обеих оконечностях пляжа сверкнули молнии. Теперь вскрикнули почти все девочки, даже кто-то из парней (я точно слышала Лёву). Потом полыхнуло позади, за горой, и сразу впереди, над морем. Гроза окружила нас со всех сторон.

– И что, нам некуда спрятаться?! – завизжала Лера.

– Отвыкайте прятаться, – с отвращением сказал Тимур.

Адам вырвался из рук девочек, сделал несколько шагов вперед, к морю, и повернулся к нам. Он развел руки в стороны – сверкающие на фоне молнии делали его похожим на бога. Он не вздрагивал от треска грома, от вспышек рядом с нами, от вскриков ребят.

Адам молчал и смотрел на нас. Каждый раз, когда я поворачивалась от вспышки света обратно к нему, мне казалось, что он смотрит только на меня. И в этом молчании, в мудром взгляде, для меня была сосредоточена истина: «Только как эстетический феномен бытие и мир оправданы в вечности». Сегодня днем он как-то случайно бросил эту фразу Ницше из «Рождения трагедии…», тогда она проплыла рядом, а сейчас накрыла меня.

За протяжным трескучим звуком грома я не сразу услышала чьи-то крики. Оказывается, Лера побежала к лестнице, но Тимур перехватил ее и потащил обратно. Она вырывалась и рыдала. Сначала он крепко ругался на нее, но потом, присев на колени, стал успокаивать:

– Тихо-тихо, здесь, с нами, безопаснее. Тихо-тихо, ты ведь не хочешь сгореть в доме?

Она часто-часто всхлипывала и поскуливала. И тут одна из молний сверкнула позади Адама, совсем близко. Он слегка вздрогнул, медленно закрыл глаза, глубоко вдохнув, запрокинул голову и поднял руки к небу, закричав, кажется, что-то из Маяковского:

– Если молния меня не убила – то гром мне, ей-богу, не страшен.

Лина дернулась со своего места и пала к его коленям. На колени упали и все ребята из молчаливой группы, Венера и Миша. Забава как-то театрально ахнула и тоже рухнула к ногам Адама. Следом за ними и мы встали на колени. Потом ребята позади нас стали сдвигаться вперед, плотно прижимаясь к нам.

Мы не понимали, что происходит, и в панике ползли вперед, к ногам Адама, пока не услышали голос Миши:

– Руки! Возьмитесь за руки!

Когда я ощутила липкие холодные ладошки, мне вдруг стало очень страшно, хотя это были всего лишь Рита и Лев. Я подумала, что я просто очень пьяная и что-то нафантазировала, поэтому просто зажмурила глаза, крепко-крепко, чтобы появились цветные гипнотические пятна. В детстве это было одним из любимых развлечений. Тогда я думала, что путешествую по параллельным мирам. По вздрагиваниям рук и вскрикам я понимала, что молнии еще сверкают, но глаза не открывала. Мгновениями сознание улетало, но тут же возвращалось от чьего-нибудь крепкого сжатия ладони.

Не знаю, сколько прошло времени, но соседние плечи стали вздрагивать все реже. Когда я приоткрыла глаза, голова закружилась, тело качнулось из стороны в сторону. Я схватилась за плечо Риты, хотела ей что-нибудь сказать, чтобы убедиться, что не онемела, но тут наконец-то ливанул дождь. Резко, потоком, от которого тяжело было держать глаза открытыми. Очень теплый, как будто бы с привкусом крови. Ой нет, это же я закусила до боли щеку, когда молния ударила в ближайшую скалу. Большинство в упоении валялось на песке, как будто дождь прибивал их гвоздями – руки распластаны в лучших христианских традициях, глаза закатились, языки вывалились уродливыми кусками мяса.

Рита с Савой так и остались сидеть на коленях, держась за руки. Я, опираясь на Ритино плечо, поднялась и почему-то пошла за белым силуэтом к морю. Это была Забава. Она не пела, а быстро-быстро тараторила что-то, похожее на молитву. За ней по песку ползла Лина. Спотыкаясь в прибойных волнах, Забава все же сдалась и остановилась в воде. Шатаясь, она стояла по колено в воде и продолжала что-то бормотать. Мне казалось, что я тоже должна что-то говорить, поэтому я начала шептать «Незнакомку» Блока – первое пришедшее мне в голову стихотворение.

Я стояла у самой кромки воды, почему-то боясь зайти в нее, мне казалось, что она непременно обожжет мои ступни как лава. Лина подползла к воде и захлебнулась волной. Она долго откашливалась, меня это раздражало, потому что из-за нее я забыла, какого цвета «очи бездонные», это казалось очень важным. Я начинала сначала, все больше путаясь в прилагательных: «Какой же берег я вижу?», «Какие были лакеи?», «А влага? Терпкая и?..». Каждый раз, начиная сначала, я забывала все больше. Дошло до того, что я не могла вспомнить, какой же дух правит окликами.

Наконец прокашлявшись, Лина стала зачерпывать в ладони воду и умывать лицо. «Смыть с лица дождь морской водой» – показалось мне гениальной идеей. Я тоже присела у воды и стала умываться. Мы с Линой переглянулись, захохотали и стали брызгать друг в друга морской водой. Потом, я не помню, кто начал первый, мы стали кидаться песком. Больше я ничего связного не помнила.