Марафон нежеланий

– Может быть, потому что она не считает себя возвышенной? Вот моя мама, сколько я ее помню, считала, что она создана для чего-то большего. У всех на виду она читала французских экзистенциалистов, а в туалете среди папиных газет прятала любовные романы в мягких обложках. Когда она поняла, что никаких талантов у нее нет и ничего необычного с ней не произойдет, что добиваться чего-то слишком сложно и долго, то решила завести меня. Она не разрешала мне смотреть простые советские мультики, только эстетичный «Дисней». Покупала мне вещи с принцессами, заставляла учить их песни. А я обожала рисовку советских мультиков про лес и его животных. Там, где тайга такая реалистичная, все эти елки с бахромой, изящные березки, ивы над темными ручьями. Мне казалось, что лес на самом деле такой, – мы с семьей почти не бывали на природе. Раз уж мы говорим про стыдные любимые вещи, то у меня это – старые мультики про лес с зайчиками, барсуками, медвежатами. А у тебя?

– Я люблю читать произведения сетевых авторов. Специально выбираю поглупее и понаивнее. Сначала я просто цинично смеялась над ними, воодушевляясь, насколько я лучше. А потом мне стало казаться, что я учусь у них, как не надо писать. Это полезно – раз в месяц читать что-нибудь про ванильную любовь или «жесткий секс» в понимании школьниц и домохозяек.

Рита тяжело вздохнула. Как мне показалось, с осуждением.

– Что? Я высокомерная сука, да?

– Это жестоко. Каждый имеет право на творчество.

– Я ведь не осуждаю их. Путь пишут.

– Если хоть один человек приятно провел время за чтением их произведений, то они уже делали это не зря.

– Да-да. Сладких снов!

– Искусство – это наше противоядие от тусклости жизни и отсутствия ее смысла. Да, все это – всего лишь иллюзия, но наша тюрьма – это не тело, а разум. Если мы ограничиваем себя в фантазиях, мечтаем о скудном и банальном, то мы сами загоняем себя в плен. Но когда фантазируем, создаем свою реальность – мы свободны! – Чувствовалось, что Забава заучила этот текст, но ее застенчивость придавала речи туманную мечтательность, что очаровывало и умиляло. – Давайте поговорим о наших мечтах.

После каждого предложения она краем глаза посматривала на Адама, как бы ожидая одобрения. Он почти незаметно кивал.

– Только без мира во всем мире, пожалуйста, – сказал он, посмотрев на Риту. – Ваши эгоистичные, самые откровенные мечты.

Все молчали, а Забава с надеждой заглядывала каждому в глаза. Выбирать первого ей не хотелось.

В итоге она опять обратилась к Адаму. Он раздраженно поднялся к ней на камень и сказал:

– Раз никто не решается, начни ты.

Забава распахнула свои глаза-шкатулки.

– Я мечтаю, – тихо начала она, заправив короткие передние прядки волос за уши. – Я мечтаю петь до звезд.

– Для звезд? – спросил Антон.

– До звезд, – покраснев, шепнула она и занавесилась волосами.

Адам потрепал ее по зеленой макушке, Забава спрыгнула с камня и присела между Венерой и Тимуром. Она почти не общалась с нами, редко вела занятия. Я никак не могла понять – она играет в странноватую девочку или действительно такая трепещущая, пугливая, как птичка, очаровательно-рассеянная. Я все еще удивлялась, почему все парни не влюблены в нее, даже наши, новенькие, ее сторонятся. Мне казалось, что даже я могла в нее влюбиться в те моменты, когда она в темноте сидела на пляжном камне, причесывала свои длиннющие волосы и что-то напевала без слов.

Лера ревниво оглядывала свою конкурентку по винтажной одежде, когда иногда по утрам Забава заходила на кухню в длинной белой комбинации (в ее случае больше подходило слово «сорочка»), которые раньше надевали под платья, и с мягкой ленцой утягивала чей-нибудь круассан или тост. Никто обычно не возмущался, просто потому, что мы не знали, как на нее реагировать – как на блаженную или как на кокетливую дурочку. Только Макс пытался заигрывать, но после его «ты можешь присесть ко мне на колени и съесть все» или «у меня есть чем тебя угостить» она заливалась смехом и убегала на пляж, слегка подволакивая правую ногу.

Если Забава замечала, что ты пристально смотришь на нее, то она запиналась, походка сбивалась с ровного шага, и тогда разница в длине ног становилась заметнее.

«Русалка» – так мы называли ее между собой. Еще дома я читала версию, что Забаву в детстве избивали родители – отсюда травма ноги. Лина же настаивала на том, что ногу ей сломал Адам – проверить, сколько боли Забава сможет вытерпеть. Она терпела долго, гипс наложили поздно, поэтому и кости срослись неправильно. Откуда она это узнала – непонятно. Лина на такие вопросы всегда загадочно улыбалась и отвечала: «Мне многое доверяют» или «Мне многие доверяют», когда как.

– Je voudrais умереть самым красивым способом. Но пока я его не нашла. Чтобы это был только мой способ, чтобы он ассоциировался у людей со мной.

– Потрясающе, – Адам похлопал Лине. – Перед смертью напиши поэму обо всех способах, о которых ты думала в течение жизни. Это будет что-то на века!

– Bien sûr!

– Рита?

– Я мечтаю рисовать всегда – и по работе, и для себя. И когда состарюсь.