Марафон нежеланий

– Наверное… Я задумала написать что-то типа «Лолиты», но только с ее точки зрения. Сначала я писала что-то типа фанфика, но потом поняла, что выше этого. Гейские истории про персонажей Гарри Поттера и сериалов CW – это для социопатичных школьниц. А я буду настоящей писательницей. Моя героиня превратилась в девушку чуть постарше. Она встречалась с женатыми мужчинами, сводила их с ума, а потом бросала. Так она считала, что мстит своему отцу, бросившему мать. А я считала себя гением! Настоящий внутренний конфликт, неправильная главная героиня, ее боль и надлом – я уже представляла, как войду в классику русской литературы. Но идея была цветиста и многогранна только в голове. Когда я начинала писать, было такое ощущение, что пытаюсь передать словами насыщенный сон – в голове все складно, а на бумаге какой-то бред. Я оправдывала это не отсутствием опыта в письме (до этого я не написала даже ни одного рассказа, только короткие наброски мыслей в дневнике), а отсутствием жизненного опыта. Я уже влюблялась пару раз, но дальше слюнявых поцелуев и грубого лапания моей груди не заходило. Мне показалось драматичным и символичным, если я поступлю как моя героиня. Я думала, что любовниц заводят только состоятельные мужчины (или мне хотелось, чтобы он был хотя бы не глуп – так интереснее), поэтому я стала ходить в хорошие рестораны на бизнес-ланчи. Сидела по 2–3 часа и пила чай или вообще просила стакан воды и делала вид, что жду кого-то. В обеденные часы всегда много народу, на меня редко обращали внимание официанты. Но и мужчины тоже. Они увлеченно общались друг с другом или безвкусно жевали, уставившись в смартфон. Чтобы время не пропадало, я сидела с блокнотом и делала пометки о них. Что-то типа: «Когда они обедают не одни, то обязательно оставляют большие чаевые – даже если были недовольны обслуживанием», «Чаще всего они “тыкают” официантке, даже не глядя на нее: “Принеси мне пасту и пиво”. И не дай бог ей спросить: “Какую пасту? Пиво светлое или темное?” Он посмотрит на нее так, как будто она отвлекает его, и вообще он им тут одолжение делает, что пришел. Но она не может не спросить, особенно если он здесь в первый раз», «Ситуация будет другой, если он уже “свой”. Тут и официантка расцветет, кокетливо спросив: “Вам как обычно?”, – потом он скажет какую-нибудь несмешную шутку и расхохочется. А на прощание бросит на весь зал: “Пока, девчонки!”». Я помню это наизусть, потому что писала тогда коротко и мало, но каждый абзац казался мне шедевром, точным и ироничным. Я перечитывала все по сотне раз.

– И как ты пыталась их соблазнить?

– Ну… – Я поняла, что многие способы не изменились, и Адам теперь поймет это. Но я и так была с ним откровеннее, чем сама с собой. Бояться, что он поймет? Да здесь все о нем мечтали, это не будет новостью. – С рассеянным видом грызла колпачок у ручки, медленно вытирала губы большим пальцем, как будто бы в задумчивости плавно проводила рукой по шее, наклонив голову в сторону.

– Что еще?

– Стандартный комплект. – Я попыталась рассмеяться, но мне было жалко ту Розочку, которая собственноручно превращала себя в чудовище.

– Например?

– Не случайно «случайно спавшая бретелька», которую я небрежно поправляю, а она все равно спадает.

Адам насмешливо выдохнул.

– И что ты сейчас про это думаешь?

– Я сказала в начале – я была глупой и ослепленной мечтой.

– Из этого что-то вышло? – Он рисовал, почти не смотря на холст, въедался своими поглощающими свет глубоко черными глазами в мои зрачки, которые я ощущала как трепыхающихся птичек.

Они прятались, скакали по комнате (полная окурков пепельница, геккончик замер на стене над матрасом, разломленная надвое палитра, измазанная киноварным цветом, банка из-под «Pepsi» в винтажном красно-голубом дизайне, из которой торчат взъерошенные кисти, и продавленные тюбики из-под масла у меня под ногами), но как только они сталкивались с его темной бездной, гипнотически замирали и, пока он не переводил взгляд на холст, только редко-редко моргали. Даже в те моменты, когда я томно или скромно опускала глаза, чтобы придать откровенному ответу очаровательную застенчивость, я видела перед собой не пол бамбуковой хижины, а его пристальный, пытающий взгляд.

– Нет. – Хотелось как-то сыронизировать, подшутить над глупышкой, но на самом деле было грустно. – Один раз со мной попытался познакомиться мужик лет пятидесяти, с огромным пивным пузом, взглядом хозяина района и блатным лексиконом. Но я испугалась, пробормотала что-то типа: «Я с незнакомыми не разговариваю» – и убежала.

– Угу. – Теперь он внимательно смотрел на холст и как будто бы не слышал меня.

Может быть, этого достаточно? Чем больше я рассказывала, тем больше я чувствовала себя жалкой. Сейчас я говорила, не задумываясь, но когда слушала себя со стороны, сама приходила в ужас от этой откровенности.

– Продолжай-продолжай… – рассеянно бросил он, лишь коротко взглянув на меня.

– Просто я… я… я в шоке от своей откровенности. Я даже с собой так не говорила.

Адам отошел от холста и, прищурившись, посмотрел на меня.