Марафон нежеланий

– Я… Мне казалось, что это – идеальное начало моей печальной взрослой жизни. Конечно, первые дни я была расстроена. Хотелось, чтобы у меня были папа и мама, с которыми я бы шла по набережной и встретила его. Он бы испугался моего отца и постарался скрыться, но мы бы постоянно с ним пересекались. Или чтобы у меня был парень. Чтобы мы встретили его, и он, когда мой парень отошел бы купить мне коктейль, сказал: «Значит, у тебя тоже кто-то есть?» А я бы ответила: «Мы поссорились. Мне просто нужен был кто-то в ту ночь». Мама заметила, что со мной что-то не так. Она думала, что я злюсь на нее из-за отсутствия внимания. Когда мы вернулись домой, она арендовала до конца лета дачу у одной старушки из нашего подъезда. Старушка уже не могла работать, «надсадилась» за весну и первую половину лета, а тут как раз пошли ягоды. Она сдала маме дачу за помощь в сборе ягод и приготовление варенья. Мама всячески старалась увлечь меня деревенскими хлопотами: прополкой, поливкой, рецептами заготовок. А я увлеклась соседом. Справа от нас стоял новенький коттедж. Тебе правда интересно это слушать?

– Я заинтересован в том, чтобы ты проговорила все вслух. Ты хочешь остановиться?

– Нет-нет. Ты прав, это очень важно для меня. – Я любила эту историю за то, что она была похожа на старинный роман. Я видела себя то Анной Карениной, то Эммой Бовари. – В коттедже еще не жили, рабочие заканчивали отделку, а он приезжал их проверять. Он был с нами очень приветлив, говорил: «Оказывается, у нас тут такие красавицы обитают». Но от него это звучало не пошло, тем более после он спрашивал о том, как мы проводим дни, не нужно ли что-то привезти из города. Мама, простодушно жалуясь на жизнь без мужчины и бедность, несколько раз отправляла с ним ягоды в город, к хозяйке-старушке. Возвращаясь на дачу, он привозил нам мороженое или какие-нибудь пирожные из хорошей кондитерской.

Как-то вечером я пошла в магазин пешком (до него было два с половиной километра), а он ехал на машине в город и предложил меня подвезти. Мы так легко проболтали всю дорогу. Он говорил, что думал, здесь будет скучно, что со мной эта деревня выглядит как из романа. Я разнервничалась, болтала всякие глупости про толстовские размышления о деревне, но он внимательно слушал, спрашивал про любимые книги, рассказывал о своих: «”Повесть о жизни” Паустовского – вот это книга. Красота и мечтательность среди страданий самого кровавого века. А как он описывает природу…» Мне нравилась его старомодная романтичность, хотя ему было всего около сорока. Он спросил, что мне привезти из города, а я ответила: «Вашу любимую книгу».

Потом мы увиделись спустя неделю. Видно было, что он торопится, с нами он только поздоровался. Когда он засобирался, я специально побежала в магазин, чтобы он меня подвез. В этот раз мы почти не разговаривали. Чувствовалось такое приятное напряжение, которое пока непонятно: или притянет нас, или, наоборот, раскинет в разные стороны. В магазине я попросила купить мне бутылку вина.

– У меня нет с собой паспорта.

– Тебе бы и с паспортом не продали. Я знаю, что тебе еще семнадцать.

– Но я уже студентка!

– Я не сказал, что не куплю. Но не здесь, в этом магазине продается одна моча. Я привезу тебе в следующий раз.

Он пообещал приехать через три дня. В этот день я уговорила маму уехать в город, отвезти собранные ягоды старушке – я специально два дня усиленно собирала позднюю вишню и смородину, переполнив все емкости. В городе я предложила маме остаться дома, соблазняя ее горячей ванной и нормальным туалетом. А ближе к вечеру убежала, типа встретиться с подругой. От нашего дома до дачи было всего полчаса на автобусе, и я вернулась. Он привез просекко. Что-то красиво рассказывал мне о завтраках в Милане и закате солнца над Римом. Вот. Мы не расстались после первого раза. Обычно, когда он приезжал, я сразу же бежала в лес, там у нас была своя поляна. Было в тех лесных свиданиях что-то бунинское. Я не помню конкретных рассказов из «Темных аллей», но образно они для меня выглядели как наши встречи: ослепленный страстью дворянин и невинная деревенская девушка. Мне нравился тот август. Я действительно ощущала себя крестьянкой: бегала босиком в ситцевом сарафанчике; напевала песни, собирая чернику в лесу; плела венки, пока ждала его на поляне; задавала ему глупые вопросы. Когда я шла домой с ощутимыми на коже следами веток и иголок, когда отмывала коленки и локти в ледяном ручье, я представляла себя в дореволюционном романе. Придумывала концовки – одна трагичнее другой.

Я понимала, что вряд ли он собирается жить в этом доме один. Но не спрашивала его, просто чтобы чувствовать себя чистой. Как-то вечером, уже в конце августа, он приехал с женой. Мы с мамой пекли яблочный пирог, и она отправила меня к ним, чтобы угостить.