Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

Как сторонник прогрессивизма Карлгрен, очевидно, придерживаясь мнения, что различные исторические эпохи если и интересны некоторой общностью, то гораздо больше интересны различием и неповторимостью.

Он неприемлет алдановский подтекст, из-за которого в описываемых им событиях и фигурах далекого прошлого <ощущается> злободневное содержание»

– как и тот очевидный факт, что Алданов пишет об обстоятельствах и людях французской революции, думая о «русской революции», и лишь в слегка замаскированном виде изображая «вчерашнюю русскую драму» [МАРЧЕНКО Т. С. 558–559].

Карлгрен также явно не разделяет основное концептуальное положение Алданова, что все революции типологически одинаковы: беспощадно разрушительны, чудовищно брутальны и мало результативны в смысле социального прогресса человеческого общества. Поэтому не представляется ему убедительным и алдановские образы революционеров —

этих разрушителей культуры, «выпускающих на волю темные страсти, которые лежат и дремлют в них самих: зависть, жестокость, тщеславие, стремление к разрушению, одним словом, наслаждение злом».

<…>

<При всем этом> эксперт не обходит стороной положительные качества прозы Алданова, указывая, например, что его описания «исторических происшествий и лиц в высочайшей степени достоверны». То, что это писатель «явно и очевидно тенденциозный», никоим образом не означает, что он «позволяет себе тенденциозную фальсификацию истории», напротив, все, что касается исторических фактов в алдановском творчестве, определяется «высочайшим уровнем исторической точности».

<…>

Карлгрен нахвалива<ет> высочайшее «мастерство изображения» «изумительно живой жизни», которое проявляется в ряде «совершенно великолепных» сцен (в частности в описании смерти Екатерины Великой – кульминационном пункте романа «Заговор») и во «всегда исполненных жизни портретах». <…> его восхищают как Алданов умеет собрать и соединить множество «часто несколько шокирующих мелких черточек», «легкой рукой» набрасывая тот или иной характер; <хотя> желание Алданова изображать великих людей через их «странности и чудачества» умаляет масштабах их личностей, что не вполне согласуется со стремлением писателя к абсолютной исторической правдивости.

Об алдановском «образцовом стиле» – совершенном по форме, изящнейшем, сверхутонченном» – <Карлгрен> пишет со смешанным чувством восхищения и недоумения, которое всегда присутствовало в отзывах о произведениях Марка Алданова в эмигрантской критике [МАРЧЕНКО Т. С. 561].

Из подробного критического анализа алдановского творчества, проведенного Карлгренном для членов Нобелевского комитета, можно сделать вывод, что рецензент считает его не беллетристом в классическом понимании этого определения, а писателем публицистически-документального жанра. В дополнении ко всему,