Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

B письме от 13 мая 1942 г. Алданов сообщает об откликах читателей на «Новый журнал»: его хвалят, а каждую вещь в отдельности бранят. Второй номер напечатан тиражом 1000 экземпляров (sic!). Затем, не желая сдавать позиций, он в спокойном тоне, с присущей ему тонкой иронией, отвечает на полемические колкости Набокова:

Кстати, к кому же из беллетристов Вы обратились бы, если б Вы были редактором? Неужели к Бунину не обратились бы? Не стоит нам спорить, но нельзя, думаю, попрекать писателя отсутствием того, что он отрицает и ненавидит, – Вы знаете, что он композицию называет «штукатурством». В. этом споре я гораздо ближе к Вам, чем к нему; но, по-моему, Вы преувеличиваете значение композиции и особенно новизны композиции. За исключением «Войны и мира» почти все, кажется, классические произведения русской литературы в композиционном отношении не очень хороши – и не новы. В меньшей степени то же относится к классической английской литературе <…>, французы – мастера (новые немцы тоже, к сожалению), и «Мадам Бовари», разумеется, в композиционном смысле «на 2000 метров выше “Анны Карениной”» (хотя французские критики нашли в ней кроме 12 стилистических ошибок (!!) композиционные заимствования). Но если отводить композиции и новизне композиции не первое, а второе место? (извините глупое слово, но Вы знаете, что я хочу сказать: «Птицы садились клевать что-то на полотно Апеллеса»), какую имеет Анна Каренина? И можно ли читать флоберовское самоубийство после самоубийства Анны. Нет, нет, дорогой друг, не отрицайте: Лев Николаевич был не без дарования. Возвращаясь к Бунину, скажу, что «странно видная в воде голубовато-меловым телом» Соня в купальне и сама купальня и гроза в главе V «Натали» и многое другое в этом рассказе – изумительны.

Что Вы делаете? Что пишете? Я пишу пятый – и последний – политический рассказ – только это, да еще статьи <…> и написал за два года. Не пошлю его Вам, чтобы Вы не издевались. Как ни странно, сюжет взят из морской жизни: материал – случайные встречи в Париже со старым советским адмиралом и несколько тысяч страниц «Морского сборника» – для ритуала, чинов и т. д. Старик-адмирал рассказывал сдержанно <…>, но рассказывал из уважения к третьему участнику наших бесед, его родственнику <речь идет о рассказе «На “Розе Люксембург”» – М.У

.». Боюсь, что вторгнусь в область и жанр капитана Лукина364

и покойного Станюковича: «Все наверх!» Что ж делать, меня сейчас не интересует ничто, кроме происходящих в мире событий, и я одинаково удивляюсь Бунину и Вам, что можете писать о другом, и так чудесно писать.

В конце письма Алданов касается эпизода своей редакторской деятельности в «Новом журнале»: