Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

В среде евреев-интеллектуалов, как освобожденного «русского Парижа», так и Нью-Йорка, куда от немцев бежали все, кто мог, тот факт, что многие из бывших знакомых и даже друзей, уклоняясь от непосредственного сотрудничества с нацистами, в своих представлениях об освобождении их руками России от большевизма, игнорировали «еврейский фактор», расценивался как личное предательство. Так, в письме Я. Полонского А.А. Полякову в Нью-Йорк от июня 1946 года391

в частности говорится:

хотя эти люди не шли на риск открытого сотрудничества <с немцами> (т.к. были слишком осторожны), они поддерживали их намерение освободить Россию от советского режима, не задумываясь при этом «какой ценой?». Все мы <люди из нашего круга > не без греха, но кто из нас смог бы примириться с идеей обретения Земли обетованной (в широком смысле слова), ценой физического уничтожения целого ни в чем не повинного народа? А ведь часть русской эмиграции (включая демократов и социалистов) готова была смириться с этим [FRANК. Р. 607]392

.

Равнодушие, игнорирование, а в отдельных случаях и одобрение частью этнических русских геноцида евреев в годы Второй мировой войны было воспринято еврейской интеллигенцией русского Зарубежья как глубокое, незаслуженное оскорбление. Чувство национальной идентичности ожило даже у таких глубоко ассимилированных, равнодушных к национальной проблематике интеллектуалов-евреев, как Алданов. По этой причине в своей компании против коллаборационистов (коллаборантов) мыслители из среды русского еврейства стремились внедрить в сознание эмигрантской общественности новую морально-этическую систему кодексов («парадигму») [FRANK]. В этой системе «еврейский элемент» освобождался от статуса «чужеродности» в русском культурном космосе, где «нет ни Еллина, ни Иудея», а главенствующей, как утверждал Алданов, является идея служения красоте и добру (калокагатия).

Это была особая

позиция русско-еврейских эмигрантов во время и после Второй мировой войны, которая поляризовала начавшийся сразу же после освобождения Франции эмигрантский дискурс на тему «советские («обновленцы») / антисоветские («непримиримые»), нацисты («колаборанты») / пронацисты («симпатизанты»)» [FRANК. Р. 609].

Со стороны русской интеллектуальной элиты, даже тех ее представителей, которые никак не запятнали себя сотрудничеством с немцами и личностным антисемитизмом, такого рода модификация эмигрантского морально-этического кодекса поддержки не получила. Это по умолчанию прочитывается в письмах Василия Маклакова, человека в высшей степени благородного. В переписке Маклаков – Алданов еврейская тема никак не выделяется и не обсуждается. Василий Маклаков относился к славной плеяде русских либералов начала ХХ в., которые полагали, что в свободной и демократической России, в условиях отсутствия какой-либо дискриминации по религиозно-этническому принципу, не будет иметься почвы и для пресловутого «еврейского вопроса». Мыслители правого толка из числа русских эмигрантов типа Василия Шульгина – хорошего знакомого и корреспондента Маклакова, см. их переписку в [БУДНИЦКИЙ (VI)], и их симпатизанты типа Нины Берберовой, по прежнему предерживались мнения, что «русские» и «еврейские» интересы несовместимы, а потому в случае выбора «русским» интересам должен был отдаваться приоритет. Такого рода точку зрения высказывает, сугубо приватно, например, близкий друг Алданова (sic!) Борис Зайцев. Этот достойный человек в своем глубоко возмущенном по тону сообщении Ивану Бунину от 14 января 1945 года, касающемуся обвинений в пронацистских симпатиях, предъявляемых Нине Берберовой, писал: